Слушаю и повинуюсь)
Знаю, просто нормального изображения Сигмара, как ни странно сложно найти!
Зигмар и король Железнобородый

История о том, как Зигмар спасает от орков короля Железнобородого из Караз-а-Карака и в знак благодарности получает Гхал Мараз. В Большой палате король Зигмар сделал большой глоток эля. Уже три года трава росла на могильном холме его отца, и народ унберогенов принял Зигмара в своих сердцах как вождя. Король Бьорн пал славной смертью, сражаясь вместе с талеутенами против вторжения северян. Бьорн в одиночку напал на вражеского военачальника и снёс тому голову, но был тут же сражён мстительными варварами. Зигмар взглянул на гобелен, висевший над камином, на котором была изображена смерть его горячо любимого отца, и в молчании поднял чашу.

Sigmar68
Зигмар
PolosminДобавил Polosmin
«Есть другие дела?» — спросил он.
«Немножко, мой господин, — произнёс Эофорт, его самый доверенный советник. — Вы вынесли решение по правовым вопросам, и законность будет вершиться согласно Вашей воле. Десятины, большей частью, собраны и подсчитаны. Склады зерна полны…»

Зигмар вздохнул. Как он жаждал действовать. Государственные дела, конечно, важны, но он охотнее свободно побродил бы с отрядом под своим знаменем, в поисках приключений и славы. С грохотом распахнувшиеся двери прервали его размышления. Двое лесничих, пошатываясь, несли с трудом передвигавшуюся фигуру.

«Почему прерываете мой совет? — сказал Зигмар строго, хотя в тайне обрадовался возможности отвлечься. — Кто этот человек, которого вы принесли в мои покои в таком состоянии?»

«Это не человек, государь, — выговорил один из лесничих, пытаясь поклониться. — Эт гном с востока, издалёка, как будто бы от самого Края Света! Он говорит, что у него страшные новости, и ему нужна помощь».

Они положили раненного гнома на покрытое соломой ложе. Он взирал на Зигмара единственным оставшимся глазом; он был жестоко изранен. Он сказал, что зовут его Трунги, и что он щитоносец короля Кургана Железнобородого, короля гномьей цитадели Караз-а-Карак, который по пути должен был посетить родичей в восточных горах.

«Они напали на нас на перевале Хелскрак, — прохрипел он. — Они валили тысячами со всех сторон. Но мы бились. О, как мы бились:

Бронированные фургоны, которые тянули волы, медленно поднимались на горный перевал. Переход от Караз-а-Карака до гномьих крепостей в Серых горах длинен и опасен, так что когда король Курган Железнобородый отправился в путешествие, он очень рисковал. Поход был почти завершён, ещё четыре дня утомительного пути, и он увидел бы каменные стены западных родичей. Телохранители короля, Железная Стража, двигались впереди колонны. Они были в освящённых рунами серебряных доспехах и изысканно украшенных закрытых шлемах, сквозь щели в которых зоркие глаза изучали каждый укромный уголок и расщелину в скалах по обеим сторонам. Они вздымали широкие топоры и боевые молоты, а проход оглашали мычание волов, топот тяжёлых башмаков и звон доспехов.

«Осторожно, парни», — произнёс король Железнобородый. Он стоял во главе колонны на широком щите, который попарно с каждой стороны несли четыре самых доверенных воина. «Я чую зелёных, готовых и грязных, как переполненный сортир». Он сплюнул.

Сверху посыпались камешки. Железнобородый зарычал и остановил движение колонны. «Тревога! — закричал он, доставая топор. — Составить фургоны и подготовиться дать отпор налётчикам». Он следил за большим передвижением: проворные тени скакали по вершинам утёсов, карабкаясь вниз по склонам и узким выступам. Губы Железнобородого скривились в отвращении. «Гоблины, — проворчал он. — Поднять щиты».

Чёрные стрелы стучали о щиты и отскакивали от доспехов. Такое оружие мало что могло сделать против гномьей стали, но Железнобородый был достаточно благоразумен, чтобы понимать, что это всего лишь хитрость противника, чтобы удерживать их, пока реальная опасность не вступила в бой.

Когда гномы-воины сбились в плотные шеренги, стены прохода сотряслись от воинственных криков и боя барабанов: одних низких, как урчание в брюхе, других же высоких и музыкальных, как стучащие кости.

Это не отряд налётчиков, подумал Железнобородый, это — армия.

«Стойте твёрдо, гномы, — проревел он. — Защищайте фургоны. Я не позволю ни одному вонючему зеленокожему захватить мои сокровища».

А затем долину заполонили ревущие чудовища, выпрыгивающие со всех сторон, тысячи тварей валили из трещин, пещер и дыр: здоровенные чёрные орки, трусливо бегущие гоблины и неуклюже двигающиеся, длиннорукие каменные тролли.

Железнобородый прошептал предсмертную молитву и решил продать жизнь как можно дороже.

«К моему стыду, меня ударил тролль, и я упал», — закончил Трунги. Он рухнул, задыхаясь, кровь обрызгала его бледные губы и блестела в бороде как рубины.

«Теперь отдыхай», — сказал Зигмар.

«Нет. Я должен рассказать это сейчас или никогда». Он закрыл глаза, и Зигмар в удивлении увидел, что по щекам гнома катятся слёзы. «Я свалился, и королевский щит упал со мной. Когда я очнулся, то был один. Я искал среди мёртвых, но не смог найти никаких признаков моего короля. Это — моя ошибка. Позор убьёт меня». И с этим он, потеряв сознание, повалился на тюфяк.

«Ты думаешь, гномий король ещё жив?» — спросил Вольфгарт Зигмара.

«Не знаю, — задумчиво произнёс Зигмар. — Возможно. Если орки захватили короля Караз-а-Карака, это воспламенит их дикие души! Им нечего будет бояться».

«Нам нужно осмотреть наши границы, — предупредил Пендраг. — Перевал Хелскрак не далеко».

Вольфгарт повернулся туда, где в лихорадке лежал гном. «Проделать весь этот путь с такими ранами, — вымолвил он. — Я знал, что горный народ вынослив, но всё же».

«Несомненно, он захочет, чтобы мы нашли его короля, — проговорил Зигмар. — Он вернётся, чтобы продолжить поиски, с нами или без нас».

«Народ гномов мало интересуют люди, — проронил Пендраг. — Они пересекают наши границы без всякого разрешения, и до сих пор ничего не предлагают взамен. Ей-богу, это первый случай, когда в нашу деревню пришёл гном, хотя мы живём у их границ уже многие годы. Это — гордый и упрямый народ. Помогли бы они, если помощь потребовалась бы нам? Я думаю — нет».

«Допускаю, мы не испытываем большой приязни, — вымолвил Зигмар. — Но, при этом, у нас нет и обид на них. Я не хотел бы расплачиваться за любой причинённый гномам вред». В задумчивости он шагнул к спящему щитоносцу и посмотрел на его вытянутое, посеревшее лицо. «Народ гномов может стать могучим союзником, — пробормотал он. — Они никогда не прощают обиды, но, к тому же, сделанное им добро навечно врезается в их отважные сердца».

Пендраг покачал головой и уныло улыбнулся, поскольку знал, что думал его господин. Вольфгарт широко улыбнулся и подцепил большими пальцами ремень.

«Трубите сбор, — велел Зигмар. — Соберите лучших воинов. Мы выезжаем, как только наш друг гном сможет отправиться в путь».

«Мой повелитель, есть ещё несколько государственных дел, которые необходимо рассмотреть», — сказал Эофорт с крайним укором в голосе.

«К чёрту государственные дела, — воскликнул Зигмар. — Я занимаюсь военными делами!»

Услышав, что унберогены собрались помочь найти его короля, настроение Трунги значительно улучшилось. Его отчаяние сменилось желанием поскорее отправиться, и через три дня его желание было удовлетворено. Он был готов ехать, и телохранители Зигмара, собрав снаряжение или оружие, совершили несколько богослужений и принесли в жертву Ульрику и Морру козла и вепря. Они были готовы двигаться.

Они отправлялись не на открытую войну — у унберогенов не было сил одолеть столь многочисленного противника — скорее они подготовились к набегу. Эта миссия была настолько опасной и дерзкой, что кровь звенела в ушах Зигмара.

Они двинулись по западной лесной дороге и выехали на большую равнину. Четырежды солнце вставало у них над головами, прежде чем они оказались под сенью Серых гор.

По пути они встретили множество людей, бегущих из дальних поселений, гонящих стада и везущих повозки с пожитками. Они рассказали, что на горный хребет высыпали зеленокожие, собирающиеся обрушиться на земли людей и захватить их. На вопрос "сколько их там" отвечали "тьма-тьмущая", прежде чем спешно уходили на восток.

«Возможно, вы скоро вернётесь домой», — шептал Зигмар, осеняя их знамением Шаллии.

Найти орочий лагерь было не трудно. Разведчики Зигмара сообщили, что мерзкие зеленокожие поставили временный форт у подножия утёса на западной стороне перевала Хелскрак.

«Бьюсь об заклад, они используют его как оплот, откуда будут делать вылазки и набеги на всю округу, — сказал Зигмар. — Уже довольно долго орки редко спускались с гор, так что они или очень глупы, или очень самонадеянны. Но и то и другое работает на нас».

«Что ты собираешься сделать, король Зигмар?» — спросил Трунги.

Зигмар хищно ухмыльнулся. «Мы собираемся притвориться, что делаем налёт, мой невысокий друг, и вытащить вашего короля из-под их сопливых носов». Он повернулся к Свену, главному разведчику. «Что-нибудь указывает на присутствие короля?»

«Да, государь, — ответил тот. — Его и два десятка гномов держат в деревянной клетке в центре лагеря. Они выглядят раздражёнными. Но это и не удивительно, поскольку орки тычут в них палками и поджигают им задницы».

«Подготовить людей, в сумерках мы выступаем». Зигмар положил руку на плечо Трунги. «А ты, мой друг, останешься здесь. Молись за нас своим богам. Не беспокойся, ты ещё отомстишь».

Ночь затянула небо плащом, когда Зигмар собрал диверсионную группу. Он выбрал четырёх лучших воинов: Вольфгарта, Пендрага, главного разведчика Свена и его брата Эйрика. Они сняли кольчуги и доспехи, затемнили клинки мечей и вымазали лица сажей из походного костра. Они собирались отправиться налегке и бесшумно.

Они бежали быстро и, увидев множество загоревшихся огней у подножия горы, услышали издаваемый орками звериный гвалт, когда те жрали, дрались и храпели.

«Впереди часовые, — прошептал Свен. — Они пьяны. Эти мерзавцы настолько уверены в своём численном превосходстве, что не опасаются нападения».

«И в этом они правы, — сказал Зигмар. — Но этого проникновения им следует опасаться, поскольку сегодня ночью вторгаются унберогены».

Отряд обошёл скалистое ущелье, держа ножи в зубах. Они ползли среди беспечно спящих стражей, перерезая им глотки. Затем они надели грязную одежду и доспехи орков, опустив забрала тяжёлых железных шлемов, закрывая лица.

«Как насчёт нашего запаха? — спросил Пендраг. — Когда мы пройдём мимо, то те орки подумают, что мы пахнем как розы».

«Действительно», — произнёс Свен. Он наклонился и собрал орочий помёт. «Натрите этим кожу и одежду. Это замаскирует наш запах». К отвращению сотоварищей он долго принюхивался.

«Типичное орочье испражнение, — рассеянно сообщил он. — Состоит в основном из мяса и нескольких поганок. Есть также гномье пиво. Это расстроило бы нашего низкорослого приятеля», — хмыкнул он.

С похвальной стойкостью люди измазали орочьим дерьмом тела и одежды, и отправились в лагерь. Они совсем не пытались скрываться, вместо этого, подражая манерам орков, размахивали оружием, шагали большими шагами и хрюкали, стараясь как могли лучше имитировать.

270px-SigmarHeldenhammer
Зигмар сражается с орками
PolosminДобавил Polosmin
Орочий лагерь был тих, большинство нажравшихся скотов от гномьего пива и мяса впали в оцепенение. Те, кто всё ещё бодрствовал, не обратил внимания на людей, когда они обходили стоянки и спящих зеленокожих.

Достигнув клетки с пленными гномами, они тихо расправились с храпящими охранниками и открыли двери. План бегства объяснили впавшим в экстаз гномам, которых было примерно двадцать пять, поклявшихся отомстить, как только они станут свободными. Уже закованные гномы шагали в колонне, окружённые замаскированными людьми, подгоняющими их тычками тесаков.

Орки — тупые твари и мало что заметили. Всех пробудившихся орков тихо прикончили кинжалом и клинком, и никто не поднял тревоги. Они прошли через орочий лагерь, миновали мёртвых часовых и встретились с остальной частью отряда. Они тихо снялись с лагеря и возвратились в Рейкдорф. Так гномы и король Железнобородый были спасены. Трунги воссоединился с семейством, и была великая радость. Но гномы поклялись отомстить, и Зигмар обещал помогать им.

Гномы Серых гор поднялись, и большая армия гномьего народа вместе с унберогенами двинулась на орочий лагерь. В один кровопролитный день зеленокожие пали от мечей, не сумев противостоять ярости гномов и многократным кавалерийским атакам унберогенов.

В благодарность за смелое освобождение, король Железнобородый даровал Зигмару большой молот Гхал Мараз, «Череподробитель», который и поныне является символом Империи, и между унберогенами и гномами всех гор был заключён прочный договор.
Битва у Астофенского моста

История, в которой молодой Зигмар отправляется, чтобы заслужить щит, и заодно положил конец бесчинствам орочьего военачальника Гримгута Костедробителя.

В день пятнадцатилетия Зигмара отец призвал его на совет в Большую палату. В племени унберогенов существовал обычай: мальчик, достигший совершеннолетия, должен был заслужить щит в бою.

Врагов было немало — земли заполонили разбойники, бандиты, зеленокожие, зверолюды и иные неописуемые опасности. Жизнь висела на волоске, так что деятельность вождя должна была обеспечить безопасность племени. Это испытание гарантировало бы, что сын вождя храбр и способен к руководству. Зигмар ждал этого дня всю жизнь, так что он встал в центре Большой палаты и просил о возможности заслужить щит.

«Отец, господа, — произнёс он звонким голосом. — Я достиг совершеннолетия и прошу чести повести наших воинов в бой, дабы заслужить щит и уважение людей, чтобы, когда Морр призовёт моего отца, они могли следовать за мной».

Король Бьорн вручил сыну круглый щит, обтянутый прочной кожей и обитый медными гвоздями. Они позеленели и изображали вепря. Зигмар улыбнулся этому знаку, поскольку то был Черноклык, с которым он столкнулся за год до этого.

«Ты выступишь завтра с половиной воинов деревни, — сообщил отец. — Отправляйся на юг, меня известили, что наших людей там окружил свирепый орочий военачальник. По слухам, это Гримгут Костедробитель — да раздробит Ульрик его кости — спустился с гор. Я приказываю тебе избавить землю от этого наказания». Бьорн прижал сына к груди. «Возвращайся со щитом, или на щите», — прошептал он.

270px-SigmarWarlord
Зигмар бьётся с жестокими северянами
PolosminДобавил Polosmin
Этой ночью мужчины пировали. В большом зале установили длинные столы, и воины, отправлявшиеся с Зигмаром на следующий день, сидели на низких скамьях, смеясь и поднимая заздравные чаши за молодого принца. Столы перед ними ломились от угощения: жаркое из молочного поросёнка, запеченного в мёде, зажаренные на вертеле аппетитные кабаны и ягненок с розмарином лежали на больших, дымящихся блюдах, окруженные мисками с приправами. На тарелках возвышались горы жареных фазанят и цыплят. Из котлов разливали густой мясной суп, а из бочек лилось пенное пиво. Корзины наполнили яблоками, грушами и плоскими хлебами, только что вынутыми из печи.
Зигмар сидел подле отца во главе стола. Он смеялся и шутил, причмокивая жирными губами, залпом выпивая полную кружку мёда. Он шутил с прислуживавшими девушками, которые всё боролись за его внимание, предлагая угощение, питьё — и даже больше! — с кокетливым хихиканьем.

Бьорн взирал на сына сквозь напускную браваду. Он ведал о змее страха, терзавшей его душу, поскольку сам чувствовал то же в свои пятнадцать лет. Это не был страх смерти, засевший в утробе его соплеменников, это был страх потерять лицо, страх потерять доверие, которое столь многие чувствовали к нему. Но больше всего это был страх, что в конечном счёте он окажется недостойным продолжать наследную линию, а это для его отца было так важно.

«Сын, — произнёс Бьорн, — я знаю, что ты чувствуешь. Мы с тобой очень похожи, хотя порой, когда ты спокоен, напоминаешь мне свою мать. Это правильно, что ты испытываешь страх. Но мужчина должен встретиться со страхом и победить его, как любого противника на поле боя». Он указал на людей, пировавших за столом. «Завтра эти мужи станут твоими танами и последуют за тобой без колебания». Он улыбнулся и указал на лохматого Вольфгарта, сидевшего чуть дальше от них. Вольфгарт заметил их взгляд и поднял чашу в приветствии, широко улыбаясь.

«У тебя хороший друг, и он тоже идёт с тобой. Как ты можешь проиграть с таким стойким пройдохой на своей стороне?» — рассмеялся Бьорн.

Зигмар улыбнулся в свою очередь. «Ты прав, отец. Но я не могу не бояться, поскольку у тебя нет другого сына, чтобы передать ему мантию вождя».

«Я не хочу другого сына. У меня есть ты, и я знаю, что ты станешь великим человеком, люди многие годы будут произносить имя «Зигмар» с уважением и благоговением. Ну, давай пировать до зари. А завтра ты отправишься, чтобы стать мужчиной».

Прокричал петух, и наступил солнечный и ясный день. Вся деревня собралась на площади проводить отряд. Зигмар сел на серого в яблоках жеребца. За спиной у него был щит, а в руке он сжимал копье с узким наконечником. Его ноги и предплечья защищали бронзовые доспехи, покрытые изображениями луны, солнца и двухвостой кометы, в память о знамении, возвестившем о его рождении. На его плечи была накинута волчья шкура, а на бедре висел прямой, обоюдоострый меч с простой крестовиной и круглым навершием, инкрустированным единственным изумрудом.

Когда его отец подошёл к воротам частокола, Зигмар натянул железный шлем, усиленный полосами яркой латуни. Нос и лоб защищала медная маска, а под прорезями для глаз были вставлены рубины, как кровавые слёзы.

Рядом с ним находился Вольфгарт. На плече он нёс боевой молот, и глаза его были ясные и живые. Слева от него ехал знаменосец. Это был один из сильнейших воинов племени, звали его Пендраг. У него были длинные, рыжие, как встающее солнце, волосы, в мускулистой руке он сжимал штандарт Зигмара; изображение вепря развевалось на нетерпеливом и свежем ветру. Эмблему вышили женщины племени, и её ещё нужно было окропить кровью врага.

За ними выстроился отряд: триста воинов в боевом облачении, их длинные копья вздымались к небесам, словно лес. Их глаза вперились в горизонт, будто искали противников, с которыми скоро столкнутся, а их лошади нетерпеливо били копытами.

Король Бьорн был подле ворот укрепления. Он поднял меч, и луч восходящего солнца отразился в клинке, и казалось, что его обагрила кровь. Он не проронил ни слова, лишь повернулся и распахнул ворота, указывая на лесную дорогу.

«Вперёд!» — крикнул Зигмар и вскинул над головой длинное копьё, направляя коня из Рейкдорфа. Всадники хлынули за ним с криками и улюлюканьем. От множества копыт поднялась пыль. Когда колонна проносилась мимо Бьорна, он закричал, воодушевляя людей на победу.

Он смотрел, как войско умчалось прочь, пока то не превратилось в пятнышко пыли вдалеке. «Быть командиром в битве очень одиноко», — сказал он сам себе. Он вернулся в деревню только когда они пропали из вида.

«Возможно, это не так, — пробормотал он. — Может быть, более одиноко здесь отцу, ждущему благополучного возвращения домой сына».

Отряд следовал вдоль реки на юг от Рейкдорфа, и лес обступил их со всех сторон. Постоянно слева слышалось стремительное течение реки, а иногда они видели, как она ярко искрится сквозь деревья.

Они миновали небольшие, прижавшиеся к берегам реки, поселения, существовавшие за счёт рыбы и кое-каких зерновых, которые могли вырастить. Жизнь в лесу, в окружении таящихся в нём опасностей, сделала население подозрительным. Жители выходили из хижин, когда слышали приближение отряда, но встречали их без почтения, поскольку люди не доверяли друг другу даже на землях унберогенов.

После нескольких дней пути река разветвилась, и они последовали за текущим на запад потоком. Река становилась всё шире, и деревья начали редеть. Они увидели зелёную равнину, покрытую зарослями вереска и утёсника. Река, словно блестящая дорога, текла к горам, сверкая серебром на солнце. С приближением к цепи Серых гор на западе, что гордо и угрюмо вздымались навстречу небу, местность становилась холмистой, покрытой купами деревьев.

Из леса Зигмар и Вольфгарт выехали вместе. Впервые они оказались так далеко на юге, никогда прежде они не видели такой равнины, поскольку жили близ леса.

«Я никогда не думал, что мир столь велик», — сказал Зигмар.

«Да, мой друг, и он гораздо больше этого. Твой отец, в поисках союзников, ездил до границ нашей земли и дальше».

Зигмар вдохнул чистый воздух и потрепал скакуна по шее. «Он рвётся в галоп, — произнёс Зигмар и повернулся к своим людям. — Построиться для атаки, трубите в горны, давайте поедем по открытым равнинам и объявим о нашем прибытии!» Он криком послал лошадь вперёд, и его люди устремились за ним. Солнце сияло на доспехах, и воздух наполнили топот копыт и звуки многих горнов.

Достигнув излучины реки, они остановились и спешились, чтобы лошади напились кристально чистой воды. Зигмар созвал совет и спросил советников, что те предложат делать дальше. Первым говорил Пендраг.

«Господин, по слухам Гримгут Костедробитель терроризирует поселения этой земли. Примерно в тридцати лигах к западу лежит небольшой город Астофен». Он указал на высочайшую вершину Серых гор. Она походила на последний клык в гниющей пасти. «Там владения Костедробителя». Он опустил палец к травянистой равнине под ней. «Ты видишь тот столб дыма? Там находится Астофен, и это не дым из кухонных труб». Он повернул к Зигмару помрачневшее лицо. «Я боюсь, что Астофен уже подвергается нападению».

«Тогда нельзя задерживаться, — воскликнул Зигмар. — Мы едем в Астофен, где я заслужу щит».

Весь оставшийся день они неудержимо неслись, направляясь на черный столб дыма, что, словно обгорелый палец, вздымался к темнеющему небу. В сумерках они разбили лагерь у подножия холма, с другой стороны которого, по утверждению Пендрага, располагался Астофен. Зигмар приказал разведчикам изучить противника и доложить. Они не разжигали огней, поскольку не хотели предупредить орков о своём присутствии.

«Мы находимся примерно в лиге или чуть дальше, — сказал Пендраг, сосредоточенно жуя кусок вяленой оленины. — Сейчас нам нужно отдохнуть, а утром увидим, что мы можем».

«Эти орки галдят, ничего не скажешь, — проворчал Зигмар, прислушиваясь к звучавшему в вечернем воздухе хриплому смеху. — Не говоря уже о вони». Пендраг хмыкнул. «Скажите спасибо, что мы находимся с подветренной стороны от них. У орков чуткие носы, и если они уловят наш или лошадиный запах, то ночь превратится в кровавую бойню».

«Мой папаша говорил: «Никогда не дерись с орком в темноте, поскольку он видит, слышит и чует лучше любого человека», — сказал Вольфгарт, остря точильным камнем меч. — Но я готов встретиться с любой тварью этой ночью, если бы это означало спасение для тех несчастных».

«Спокойно, храбрый Вольфгарт, — произнёс Пендраг. — Завтра у тебя будет возможность подраться. А сейчас мы отдыхаем». Воины завернулись в одеяла и уснули.

Этой ночью Зигмар стоял в карауле, поскольку знал, что не сможет уснуть. Следя за движением лун по небу, он слышал грубый смех и рёв зеленокожих, когда их доносил ветер. Он молился Ульрику и плотнее укутывался в плащ из волчьей шкуры. Ночь медленно прошла.

На следующее утро Зигмар, Вольфгарт и Пендраг проползли на вершину холма, чтобы осмотреть земли, лежащие по другую сторону.

Под ними лежал Астофен. Его окружали скалистые холмы, а южную стену дополнительно защищал изгиб реки. В полулиге от города через реку был переброшен мост, ведший на раскинувшуюся южнее открытую равнину. Тесно прижавшиеся хижины располагались за крепким деревянным частоколом. Башня охраняла каждый угол укрепления, и на них была выжженная в дереве эмблема атакующего сокола. Люди заняли башни и присели за парапетами стен, обстреливая стрелами осаждающую армию.

Некоторые здания были подожжены огненными стрелами, выпущенными скачущими гоблинами, и облако дыма плотно нависло над всем. Жители носили ведра с водой, заливая распространявшийся ад.

Неорганизованная толпа орков размахивала тесаками и копьями над уродливыми головами, оглашая округу рёвом и смехом. Ужасные трофеи украшали звериные шкуры их бивачных шатров, а у многих на деревянных кольях торчали человеческие головы.

В центре толпы огромный орк швырнул боевой топор в городские ворота и взревел. Топор пролетел вращаясь и воткнулся в дерево. Этот орк и был Гримгут Костедробитель, и то был сигнал атаковать.

В то время как орда двигалась с боевыми выкриками, барабанным боем и топотом, двадцать чёрных орков с усилием подтягивали колёсный таран к воротам. Люди обстреляли его огненными стрелами, но орки пропитали конструкцию мочой, и огонь потух. Грохоча он приближался.

«Похоже, мы прибыли в самый последний момент», — сказал Зигмар.«Мы должны действовать быстро, — заявил Вольфгарт. — Нам нужно атаковать, пока на нашей стороне неожиданность».

Пендраг сплюнул на траву. «Неожиданность не поможет нам против такой оравы. Мы не можем сражаться с ними на этой местности. Нам нужно открытое пространство, там мы сможем использовать наших лошадей и загнать их в грязь».

Зигмар взглянул на мост и на орков. «У меня есть план, — сказал он. — Мне нужно пятьдесят добровольцев».

С отвратительным треском таран врезался в ворота. Деревянные столбы стонали и раскачивались, когда орки заострённым древесным стволом снова и снова били в них. С другой стороны вспотевшие люди окружили ворота, но они знали, что это лишь вопрос времени, когда те рухнут. Орки обступили стены, рубя дерево оружием, ревя и храпя, нетерпеливо стремясь проникнуть внутрь. Люди отшатывались от их смрада.

Большинство воинов деревни выстроилось за теми, кто с усилием удерживал ворота закрытыми. Их лица были мрачны, а руки, сжимавшие щиты и прочные копья, блестели от пота. Все были готовы дорого продать свои жизни, но отчаяние было в их сердцах. Сквозь гортанный орочий лай бойцы могли слышать рыдания и вопли женщин и детей, сбившихся в домах и ожидавших конца. Они задыхались от дыма, а от огня пузырилась кожа.

В это время раздался звонкий сигнал рога. Люди на сторожевых башнях взирали в изумлении, а затем разразились приветственными возгласами, когда множество всадников появилось на вершине холма позади орочьего сторожевого отряда и, к удивлению осаждающей стороны, ринулось на его фланг. Возглавлял отряд Зигмар на сером жеребце. Выказывая презрение к противнику, он не надел доспехов. В одной руке он сжимал копье, в другой — щит. Лошади неслись к оркам, которые вызывающе ревели, стуча топорами и кривыми мечами в щиты.

Гримгут продирался сквозь пришедшую в замешательство армию, отдавая хрюкающие приказы и хлеща бичом. Передняя шеренга поспешно образовала плотную стену щитов, их крепкие ноги готовились к удару, и всадники внезапно столкнулись со сплошным заграждением из ощетинившихся копий и тяжелых деревянных щитов, каждый снабжённый устройством, срубающим человеческую голову.

Всадники, не доехав до них, метнули дротики и стремительно умчались назад на холм. Тяжелые снаряды загремели о щиты, пробивая их и вонзаясь в тела. Орки упали в грязь с воткнувшимися в лица и груди дротиками, но большинство устояло и удержало строй.

Пендраг вёл другую волну конников с холма. Когда до орков оставалось лишь несколько ярдов, они вытащили из-за спины изогнутые луки и выпустили стрелы с белым оперением, которые с шипением пролетали между щитами или раскалывали их, пронзая и доспехи и плоть. Всадники повернулись, выпустили другой гремящий залп и унеслись назад на холм.

На этот раз орки отреагировали: стена щитов раскололась, и воины атаковали, метнув копья вслед отступающим лучникам. Они попали в нескольких всадников, и те свалились с лошадей с торчащими из спин копьями. Орки, ликуя, подались вперёд, заглушая свои крики грохотом топоров, тесаков и окованных железом ботинок.

Отряд Зигмара перестроился на холме. Лошади фыркали и били копытами, стремясь в следующую атаку. Зигмар повернулся к Пендрагу. «Помните план, — сказал он. — Чересчур не углубляться. Я подам сигнал, дважды протрубив в рог».

Пендраг мрачно кивнул. «Это опасный манёвр, но, бьюсь об заклад, наш шанс лучше».

Зигмар, поднеся к губам рог, издал долгий сигнал и погнал коня вниз по склону. С криками его люди последовали за ним. Они скакали столь быстро, что пыль заволокла их, и казалось, они несли ярость и дым преисподней. Всадники достигли подножия холма в боевом порядке; копыта взметали землю, сокращая расстояние до вражеского строя, где твёрдо держали копья, а из-за щитов блестели тысячи красных глаз.

Шеренга орков раздвинулась, вытолкнув гоблинов-лучников, те помчались вперёд и выстрелили из луков. Большая часть стрел пролетела над головами всадников — гоблины трусливы, и вид приближающегося врага вселяет в их сердца страх — затем они повернулись и кинулись к своему строю. Но орки лишь смеялись над ними, и стена щитов оставалась сомкнутой. Гоблины спинами давили на щиты, из желтозубых ртов вылетали крики ужаса, когда гибель неслась на них.

Зигмар бросил дротик и возблагодарил Ульрика, когда тот попал орку в глаз и вышиб мозги сквозь дыру, пробитую в затылке. Он вытащил меч и заорал, когда его скакун прыгнул на вражеские шеренги, разбивая щиты и дробя кости. Воины вокруг Зигмара поступили так же. Первый удар дротика сделал немного, чтобы нарушить строй — орки — крепкие твари, живущие ради сражения — но конный воин смертоноснее дротика.

Передняя шеренга орков отступила под ударами лошадей и их закованных в доспехи всадников: бьющие копыта разбивали копья в щепки, втаптывали врага в землю, разбивая черепа, ломая конечности, превращая тела в месиво. Зигмар рубил и отталкивал всех вокруг мечом, отбивая атаки щитом, но орки уже очухались, напирали, готовые стащить всадников с коней или проскользнуть между ногами лошадей и вспороть им брюхо ножами. Зигмар знал, что сила конницы — в атакующем ударе; в ближнем бою их разорвали бы.

Атака унберогенов захлебнулась. Орочий рёв смешался с криками людей, железные мечи натолкнулись на деревянные щиты, и в воздухе резко запахло кровью и страхом. Орки начали окружать всадников, пронзая их копьями и рубя тесаками. Зигмар вложил меч в ножны, поднёс рог к губам и дважды коротко протрубил, затем погнал лошадь прочь, вырываясь из боя.

«Бежим! Бежим!» — кричал он, несясь к реке. С такими же криками остальные всадники вырвались из-под натиска тел и последовали за ним. Некоторые, спеша убежать, побросали копья и мечи.

Орки торжествующе завыли, в восторге размахивая оружием. В деревне люди с тревогой следили за тем, как их спасение, по-видимому, исчезло, словно солнце за грозовыми тучами. Они видели, что всадники беспорядочно мчались к мосту с преследовавшими их орками, во главе с Гримгутом.

Зигмар достиг моста первым, за ним неслись его люди, растянувшись в линию. Унберогены начали, громыхая, пересекать мост, а орки по-прежнему преследовали их. Замыкающий колонну молодой всадник был слишком медлителен, орк прыгнул и схватил его лошадь за хвост. Заржавшее существо встало на дыбы и сбросило наездника. Орки незамедлительно набросились на него. Зигмар ошеломлённо смотрел, как они оторвали его конечности и выцарапывали добычу, разрывая плоть на окровавленные куски и набивая ими пасти. Он увидел забрызганное кровью побледневшее лицо всадника, наполненные ужасом распахнутые глаза и его беззвучно раскрывающийся рот. А затем он пропал в свалке орущих извергов.

Зигмар провожал людей через мост. «Быстрее, быстрее», — кричал он. Его сердце наполнилось облегчением, когда последним, пересекая мост, мимо проехал Вольфгарт. Зигмар последовал за ним, оглядываясь через плечо на приближающихся орков. Достигнув противоположной стороны он подал сигнал. Из укрытий по обе стороны моста появились пятьдесят воинов. Они махнули в приветствии и выстроились на мосту, направив копья на атакующих орков. Зигмар махнул в ответ и поскакал за всадниками. Он мог слышать ревущих орков, когда те атаковали через мост его арьергард.

Всадники остановились через четверть лиги от моста. Они спешились, вынули из тайников на земле новые копья и мечи. Пендраг подъехал к Зигмару. Прикрыв глаза от солнца, они посмотрели на мост.

«Они хорошо держатся», — сказал Пендраг.

Орки заполонили мост и толпились на противоположном берегу, стремясь присоединиться к сражению. Копейщики сдерживали их, коля и отталкивая темно-зелёный поток, но были вынуждены отступить, и как только орки смогли обойти их с флангов, с ними было покончено.

«Они должны бежать немедленно, или погибнут», — проронил Зигмар.

«Полно, мой господин, — произнёс Пендраг. — Вы просили их выполнить эту задачу, пойдя на верную смерть. Они знали это, так что не притворяйтесь, что не делали. Они пожертвовали собой за нашу победу. Не позорьте их действий, отказываясь от этого».

Зигмар опустил голову. «Ты прав, Пендраг. И я обещаю сделать их жертву ненапрасной».

На мосту множество орков устремилось вперёд. Когда люди медленно отступили на берег реки, их командир — смельчак Триновантес — поднёс рог к губам и подал сигнал к отступлению. Копейщики опустили оружие и бежали к всадникам, обезумевшие от крови орки неслись за ними по пятам.

«Приготовиться к атаке», — приказал Зигмар. Со всех сторон его люди прижались к шеям лошадей. У каждого воина было новое копьё и меч, и когда они увидели, как их товарищи на мосту пали под натиском орков, ярость закипела в них.

Зигмар медленно ехал вдоль строя всадников. «Ждать, — велел он. — Ждать, пока эти кровожадные изверги не пересекут реку, тогда мы сможем атаковать их на открытом пространстве».

Они видели, как последний воин из арьергарда был сломлен и бежал. Орки полились через реку, бросая копья в отступающих людей. Их гортанный смех доносился до ожидавших конников, поклявшихся отомстить. Бегущие люди рассеялись по равнине, орки энергично преследовали их. Вскоре все они перебрались через реку и гонялись по равнине; они так настойчиво стремились уложить всех воинов до последнего, что совершенно не замечали всадника на горизонте.

Протрубив в рог, Зигмар приказал атаковать. Как один, всадники погнали коней вперёд. Звон бряцающих доспехов становился громче, когда они перешли в галоп; сближаясь с противником воины опустили копья.

Орки увидели их слишком поздно, и победные крики замерли у них на устах. Оглядываясь друг на друга, они сообразили, что их ряды рассеяны. С низким рычанием они повернулись лицом к стремительно приближающейся атаке.

Солнце сияло на бронзовых доспехах всадников, но вёл их воин, на котором были одеты лишь штаны и ботинки. Его лицо, ставшее маской ярости, обрамляла копна светлых волос. С последним криком ненависти молодой Зигмар врезался в орков — обезглавив Гримгута взмахом меча — разбивая доспехи и раскалывая черепа, так что его голый торс вскоре забрызгала чёрная кровь.

Битва была короткой. Орки, под натиском железа и бронзы, были сметены как осенние листья ветром. Когда они бросились бежать, их настигли всех до последнего изувера. Тех, кто пытался пересечь мост, сразили воины Астофена, сделавшие вылазку, чтобы выпроводить оставшиеся войска осаждающих и прибыть на помощь всадникам. Когда солнце клонилось к закату, сражение окончилось, и равнину устилали тела.

Этой ночью они пировали в деревне. За павших воинов было выпито немало кувшинов вина, а богам войны принесли жертвы, дабы отблагодарить их за умелую победу. Зигмар сидел во главе стола с Пендрагом и деревенскими старейшинами.

«Молодой господин, сегодня вы одержали славную победу, — сказал Пендраг. — Оказавшись перед многочисленным противником, на неблагоприятной местности, вы, используя хитрость и храбрость, выманили их на открытую равнину. Я пью за это». Он сделал большой глоток подогретого вина с пряностями и медленно поставил чашу на стол.

Зигмар тоже выпил, но ничего не сказал.

«Вы думаете о людях на мосту, — произнёс Пендраг. — Ваш план принёс им гибель. Но помните: теперь они отдыхают в чертогах Ульрика, где — и я не хочу оскорбить наших благородных хозяев — еда обильнее и вино крепче, чем любое на этом столе. В своё время мы встретимся с ними там, и я уверяю Вас, что ни один из них не изменил бы свою судьбу, если бы ему вновь предоставили выбор. Они умерли прекрасной смертью в бою, и за это они будут благодарны».

Итак, отряд возвратился в Рейкдорф, и, выслушав рассказ, Бьорн обнял сына и вручил ему щит. Он проявил себя не только в битве, но и как вождь. Уроки, полученные в Астофене, он будет помнить всю жизнь, и его ненависть к оркам воспылала ещё сильнее.
Молот и холм

В этой истории юный Зигмар достиг дня Определения и слушает голоса мёртвых.

Было время, когда Империи, как вы и я знаем, не было. Теперь мы строим окруженные стенами города с высокими башнями, связанные реками и дорогами, и мы видим хорошо обработанные поля, на которых зреет урожай. Человек завладел землёй, а цивилизация и порядок — его приметы. Но две тысячи лет назад эту землю покрывает тень. Существовали лишь древние леса, которые заполоняли звери и мутанты, коварные трясины, населённые ревущими болотными демонами и крадущимися скрианиями, и бескрайняя степь, где жили желтокожие племена красноглазых уберклинов, пожиравших кровных родственников. Добрые люди прятались в хижинах и дрожали от страха.

Тогда люди не были объединены правлением избранного императора, как мы. В то время люди пристально следили друг за другом и следовали за своими мелкими вожаками. Вождь убивал вождя, и смерть постоянно сопутствовала им. Разрозненные племена жили как могли за счёт земли и постоянно воевали. В свирепых душах этих людей долго жила месть. В этом мире мальчики и девочки рождались как и вы, и их матери плакали, ибо они, вероятнее всего, умерли бы от голода или малярии не достигнув двух лет.

Именно в этом мире родился Зигмар.

Зигмар был единственным сыном вождя племени унберогенов, короля Бьорна, правивший местом, которое теперь называют Рейкландом — цитаделью Империи. Унберогены были гордым племенем свирепых воинов, со всех сторон окружённые другими сильными племенами.

Однажды летом, в день, начинающий его десятый год, Зигмар бился на поединке с ближайшим другом, Вольфгартом, на деревенском рынке. Вольфгарт был тремя годами старше Зигмара и намного сильнее, но Зигмар всё равно дрался с ним.

В этот день Зигмар решил не брать меч. Он прокрался к кузнецам и взял отлитый молот. Им он собирался побить друга. На маленьком рынке, когда торговцы и купцы начали устанавливать прилавки, двое мальчишек сошлись в единоборстве. Они добродушно осыпали друг друга проклятиями и размахивали оружием: Зигмар — молотом, который был слишком тяжел для него, а Вольфгарт — затупленным мечом, отбивая удары деревянными щитами.

«Размахивать игрушечным молоточком это всё, чего тебе не хватает, юный Сгмар, всё же машешь ты лучше меня!» — хвастался Вольфгарт, увернувшись от дикого замаха противника. Когда Зигмар промахнулся, Вольфгарт пнул его под зад, так что тот растянулся в грязи. Вольфгарт запрокинул лохматую голову и расхохотался.

Собравшиеся вокруг горожане посмеивались, покачивая головами. «Юный Зигмар опять откусил больше, чем может прожевать», — говорили они, когда сын вождя, пошатываясь, поднялся, протирая глаза от грязи.

Зигмар видел нескрываемую радость Вольфгарта, и ярость закипела в нём. Он поднял молот над головой обеими руками и, заревев, ринулся на Вольфгарта. Зигмар сильно ударил изумленного мальчика по локтю, и тот, закричав, упал на колени, сжимая руку. Между пальцами торчал белый обломок кости с красными прожилками.

От крика боли Вольфгарта ярость Зигмара исчезла как уничтоженный солнцем туман. Он смахивал ресницами слёзы раскаяния и опустился на колени подле друга, одной рукой обняв его за плечи. Селяне расступались перед шедшим через толпу отцом Зигмара.

«Отведите Вольфгарта к лекарю, — сказал он. — А ты, мой мальчик, пойдёшь со мной».

Он привёл побледневшего Зигмара к Холму Воинов, где покоились мужи унберогенов. Король Бьорн остановился и глянул вниз на сына.

«Все мужчины испытывают гнев, но чтобы стать великим вождём, ты должен его преодолевать. Сегодня ты поддался гневу и сорвал его на том, кто не заслуживал этого. Ты становишься сильным, но ещё растёшь. Учись направлять силу на пользу своим людям, а не во вред им». Он возложил жёсткую руку на плечо Зигмара. «Тебе пришло время идти среди погребальных холмов и внимать шепоту мёртвых. Сегодня — твой день Определения, и ты должен принести жертвы Морру». Он дал Зигмару полотняную сумку и мягко толкнул его на дорогу вниз.

Поднявшись на вершину холма, Зигмар услышал, что произнёс отец: «Слушай их, мальчик. Слушай мёртвых и узнай, как выковать своё королевское будущее».

Было холодно, и Зигмар плотнее завернулся в медвежий плащ. Мурашки пробежали у него по спине, когда ветер пригнул длинную траву, покрывавшую погребальные холмы; это походило на множество шепчущих голосов. Проходя между погребениями мёртвых, он вслушивался в их слова, дыхание его стало поверхностным, когда кровавая история его племени, представленная в каждой могиле, давила на него.

Зигмар остановился между двумя самыми большими курганами. Налево покоился его дядя Беронгундан, убитый хищной гарпией в Срединных горах. Направо лежал отец его отца, закованный в бронзу ужас, Редман Драгор, умерший на груде поверженных орков с тринадцатью стрелами в груди. Тяжелый валун откатился от входа в его гробницу, и из неё потянулся благовонный дым. Зигмар вошел в дверь.

Низкий коридор вёл вглубь кургана, и Зигмар был вынужден почтительно склониться. Сладковатый дым овладел им, и его глаза блуждали. Он прошёл под каменной балкой в погребальную камеру. На стенах в держателях капали ярко горящие факелы, и безумно скакали тени. В центре зала находилась гробница Редмана. Плоские каменные плиты были положены друг на друга, и на каждой были вырезаны сцены из жизни Редмана: рождение, многочисленные победы, пиры с танами, и его величественная смерть. Зигмар водил пальцами по этим узорам.

На верхнем камне возлежал сам Редман. Его кости, облачённые в прекраснейшие доспехи, окружали оружие и сокровища. В ногах находилось широкое блюдо с тлеющими углями и травами. Зигмар сначала встал на колени, затем открыл сумку, достал бычье сердце и положил его на блюдо. Оно зашипело и брызнуло кровью ему в лицо. Черный дым заполнил комнату. Зигмар шептал молитвы Морру, чтобы тот принял сердце быка. Совершив ритуал, он поднял факел и покинул зал.

В коридоре было темно, и Зигмар испугался, увидев, что камень вновь закрывал вход в гробницу. Кто это мог сделать? Боги? Враги? Он толкнул камень и закричал о помощи, но валун ни на дюйм не сдвинулся, и никто не ответил на его просьбы. Факел закапал, и тени окружили его. Ему суждено умереть в темноте? Зигмар преклонил колени и стал горячо молиться всем богам. Он не услышал никакого ответа, тогда он обратился к Ульрику, повелителю зимы.

«Ульрик, повелитель охоты, хозяин волков, дай мне свою силу, и я докажу тебе, что достоин. Скажи, что ты хочешь от меня, и я это сделаю, но не дай мне погибнуть, не исполнив этого». Пронёсся порыв ветра, и Зигмару показалось, что он зашептал ему в ухо. Он упёрся руками в неподатливую глыбу и со всей силой толкнул её. Его мускулы вздулись, на лбу выступили капельки пота, а сердце сильно напряглось. Медленно скала начала сдвигаться. Когда Зигмар навалился плечом на закрывавший дверь валун, по его краям поползли солнечные лучики. Зигмар с последним усилием толкнул откатившийся камень и вновь ощутил солнце на лице. Пошатываясь, он выбрался из гробницы, вознося благодарность Ульрику. Он поднялся на вершину холма и прикрыл глаза от яркого света.

Он отчётливо видел государство своих предков, раскинувшееся перед ним. Он видел тёмные леса и разбросанные деревни. В небо, из сгрудившихся за покосившимися частоколами хижин, поднимался дым.

Зигмар видел слабость и нерешительность, и душа его воспротивилась. Люди, собравшись вместе, вечно боялись, вечно были уязвимы. Деревни походили на островки, раскиданные в чернейшем море, а собравшиеся враги постоянно приближались. Он видел несхожий характер сынов человеческих, присущую им слабость, порождённую подозрительностью, честолюбием и недоверием. Он помнил охвативший его гнев, и вспомнил как рука Вольфгарта треснула под яростью его нападения. В том поступке он увидел гибель людей. Услышав шёпот духов предков, Зигмар знал, что должен делать.

Зигмар без колебания выбрал судьбу: объединить племена и создать Империю людей. В тот день родился Млатодержец.
Рождение Зигмара

История, в которой голова младенца Зигмара была омыта кровью множества орков, а в небе наблюдали двухвостую комету.

И было так, что король Бьорн, вождь племени унберогенов, мужчина зрелый и страстный, вскоре после того, как соединился узами брака, зачал дитя со своей милой супругой Гризельдой. Так как народ молился и приносили жертвы богам, чтобы у них родилось здоровое потомство, то чрево Гризельды округлилось новой жизнью. Часто она отправлялась в деревню и беседовала с подданными, ибо была женщиной сострадательной и весьма любимой, и она благодарила за благословения, которыми осыпали её, за продукты или ткань, которыми её одаривали, или только доброе слово и обещание помолиться милосердной Шаллии.

Король Бьорн устраивал пиры в честь жены и будущего ребенка, и была великая радость, он же тщательно соблюдал отношения с богами, принося жертвы на их алтари. Весь народ помнил, что ребенок необходим, чтобы гарантировать продолжение рода их короля: мужчина, который не мог произвести потомство, считался слабым и не пригодным быть вождём.

Шли недели, и росло беспокойство. Собрались деревенские волхвы, чтобы подробно обсудить увиденные знамения и предзнаменования.

«В день летнего Солнцеворота, — сказал один, — я слышал, как трижды прокричал петух, когда солнце покинуло небосклон, а до полудня шёл дождь». Все одобрительно закивали, поскольку это был добрый знак.

«Вчера утром, — произнёс другой, — я видел ворона на ветке, прыгающего с ноги на ногу, а затем улетевшего на восток. Это — хорошее предзнаменование». Все собравшиеся согласились с этим.

«Воистину, — молвил третий. — Я сам видел в первый день этого месяца, как кукушка выкинула яйцо из гнезда, и наблюдал, как оно упало на землю. Но оно не разбилось, и когда я пошёл туда на следующий день, то из него вылупился птенец».

Это вызвало вздохи удивления, поскольку было чудесным знамением.

Ещё один старик изрёк: «В ночь благословенного зачатия, когда семя нашего вождя изверглось и лоно его супруги достигло желанного, я видел, как, по крайней мере, три звезды пронеслись по ночному небу над их чертогом».

Если кого-то из собравшихся там и заинтересовало, что этот человек делал возле спальни вождя той ночью, то никто не спросил об этом.

Вперёд вышел ещё один человек, и остальные заворчали, поскольку он славился не только говорливостью и напыщенностью речи, но также и привычкой приукрашивать правду вымыслом. По согласованному мнению король Бьорн держал болтуна на совете только потому, что небылицы и высокопарное красноречие весьма забавляли его.

«Два дня назад, — сказал он, — я шёл по лесу, когда начался дождь. Но он шёл с земли вверх, а в вышине летели птицы строем в форме рыбы, но они летели назад! Пролетая, они сладкогласно говорили со мной, поведав, что ребёнок будет прославлен и поведёт свой народ ко многим победам. Это ли не распрекрасное знамение?»

«Это что-то неимоверное», — пробормотал кто-то.

Так это и продолжалось. Обсудив все знамения, они согласились, что это добрые предзнаменования. Но у одного человека был свой совет — старый Дрего, старейший и мудрейший, покачал головой и вышел, чтобы видеть Бьорна, ибо душа его была встревожена.

«Ваше величество, — сказал он, — я хочу провести гадание по внутренностям зайца сегодня вечером».

«Сегодня вечером, Дрего? — переспросил растерянный Бьорн. — Обычно мы не совершаем этот обряд до рождения».

«Я знаю это, господин, но должен настоять».

Бьорн смягчился, поскольку доверял Дрего больше всех других советников.

Ему принесли живого зайца. Дрего ухватил его за шею и погрузил жертвенный нож ему в живот. Пока животное билось, он выдавливал и внимательно наблюдал, как его внутренности вываливались на стол. Затем он отбросил зайца и тщательно осмотрел испускавшие пар внутренности.

«Ладно, что ты видишь, старик?» — вопросил Бьорн.

Дрего подошёл бледный и проговорил тихим голосом: «Знаки самые верные. Ваше величество, когда у Вашей супруги начнутся роды, то она и младенец, несомненно, умрут. Мы должны быть готовы немедля отправиться в туманные болота Бракенволша и искать мать-ведьму. Только она знает, как их спасти».

Бьорн был чрезвычайно встревожен и сделал, как сказал Дрего. Они выехали той же ночью, уложив Гризельду в крытую повозку и усадив подле неё Дрего. Вокруг повозки ехала дюжина конных телохранителей вождя. Достигнув Бракенволшских болот, они оставили повозку, поскольку почва была слишком болотистой. В Бракенволшских болотах было немного безопасных троп.

«Мать-ведьма живёт в самом центре болота, под единственным деревом, растущем в этом безлюдном месте, — сказал Дрего, указывая на восток. — Там она занимается своим искусством. Прежде чем она нам поможет, мы должны поднести ей дары». «Она получит всё, что у меня есть, пусть спасёт мою даму и дитя», — заявил Бьорн.

Отряд направился в предательские пустоши. Гризельда ехала на пони и ни разу не пожаловалась. Бьорн ехал подле неё и постоянно следил за ней.

Обычно никто не бросал вызов Бракенволшу, поскольку это было место страшных и тёмных тварей, и поговаривали, что его тропы ведут прямо в Преисподнюю. Как только они оставили зелёные холмы и леса своей земли, мир вокруг них изменился. Местность была совершенно ровная, и всё же разглядеть что-то вдалеке было невозможно. Бледные тростники и камыши плотно стояли по краям илистых запруд, колышимые тёплым ветерком. Путь отряда извивался через широкие озёрца противной воды и коварные пространства болота. Низкое небо было серым и гнетущим.

В тошнотворных заводях бултыхались безымянные твари, и странные крики оглашали воздух. Кружили плотные тучи комаров, и люди непрестанно хлопали по рукам, ногам и лицам. Лошадям приходилось тяжелее, но они были крепкой породы и переносили трудности не проявляя недовольства. Они медленно двигались вглубь этого мрачного места.

Бьорн, успокаивая, положил руку на плечо Гризельды, и она прятала страх за улыбкой. Говорили, что скриании бежали туда после большой зачистки Редмана Драгора, бывшей за тридцать лет до этого. Люди озирались на любое движение или звук.

Наступила ночь. Похолодало. С болот поднимался промозглый туман, движущийся, словно призраки, через тростники, пропитывая одежду, которая от сырости становилась тяжёлой.

«Держитесь тропы, — сказал Дрего. — Мы приближаемся к концу путешествия».

Гризельда вскрикнула и сжала живот. «Муж мой, наш младенец на подходе. Я чувствую, как он шевелится во мне. Мы должны поспешить!»

Бьорн сошёл с лошади и сел позади жены, одной рукой он взял поводья, а другой обнял её за живот.

«Давай, мы должны ехать к матери-ведьме как можно быстрее», — вымолвил он.

Они мчались через топь, их лошади шлёпали и оскальзывались на мягкой земле, разбрызгивая грязь по сторонам. Бьорн крепко удерживал жену, и мог чувствовать её боль и страх, как если бы их плоть была едина. Наконец тростники с обеих сторон поредели. Они поднялись на холм, и почва под ногами стала твёрдой. Наверху холма возвышалось старое, голое дерево, скрюченное, как согнутый палец.

«Это жилище матери-ведьмы», — воскликнул Дрего. Он первым достиг вершины и огляделся. К древесному стволу прилепился грубый шалаш из веток и ткани, но он был пуст. Дрего увидел висящий на вертеле котёл и оглядел его. В нём ничего не было, кроме какого-то варева с комками желтоватого жира на поверхности. Дрего вздрогнул, когда увидел, что из жижи на него уставился яркий голубой глаз. Его сердце упало, когда он заметил усыпавшие кострище и разгрызенные кости — человеческие кости. «Я чувствую запах орков, — сказал он Бьорну. — Кажется, они сварили мать-ведьму в её собственном котле».

Отчаяние охватило их: было поистине прискорбно добраться сюда только за тем, чтобы в конце быть обманутыми. Гризельда застонала, и ребенок нетерпеливо зашевелился в ней.

«Дрего, — произнёс Бьорн. — Тебе придётся самому принять младенца».

«Я сделаю что могу. Привяжите её к дереву, чтобы помочь родам. Положите ей под плечи плащ и разожгите костёр».

Ночь подкралась незаметно, но её спокойствие было нарушено криками Гризельды. Её бледное лицо исказилось, а по ногам потекла кровь. Дрего помогал ей как мог.

Крик предупредил Бьорна об опасности, и подбежал его телохранитель. «Господин, я видел движение на болотах».

«Покажи», — приказал Бьорн.

Они подошли к краю холма и взглянули вниз, на болото. Сквозь туман к ним пробивалось множество тёмных фигур.

«Господин, похоже это орки».

«Орки, — воскликнул Бьорн. — Проклятие, этих мерзких тварей привлекли назад крики Гризельды и запах крови. Сегодня боги к нам неблагосклонны. Неужели этой ночью моему роду суждено прерваться? Люди, к оружию, на нас напали!»

Из ножен вытянули мечи и приготовили топоры. Кое-кто стрелял из лука, но было слишком темно для прицельной стрельбы. Люди окружили дерево, повернувшись лицом наружу, собираясь отдать жизни за Гризельду и ребенка. Бьорн стоял перед женой, сжимая в обеих руках двулезвийный боевой топор. Они услышали ворчание и почувствовали зловоние дерьма и гниющей плоти. Со всех сторон из тумана появилось десятка два орков, храпящих и скрежещущих зубами. Они выпрыгивали с гортанным рёвом, размахивая тесаками и потрясая короткими копьями. Унберогены приготовились к удару, и когда орки врезались в них, они отшатнулись, подняв щиты. Боевые возгласы смешались с орочьими воплями, а воздух наполнился звоном железа.

Бьорн бился как одержимый, помня только о защите жены. Громадный орк, огромная зверюга с жёлтыми клыками и высохшими человеческими руками, свисавшими с мочек ушей, выбрал его. Орк заревел, и Бьорн задохнулся от его зловонного дыхания; он только ухитрился поднырнуть под большой молот твари и почувствовал, как тот пронёсся на волосок над его головой.

Бьорн видел, что орк потерял равновесие, и ударил острой рукоятью топора. Шкура орка отразила удар, но тот рухнул на землю, опуская оружие. Когда Бьорн стоял над ним подняв оружие, орк ударил его когтями. Когти впились в бедро Бьорна, и он упал. Боль охватила его, и зрение помутилось.

Всё замедлилось. Он видел вокруг бившихся людей: зеленокожего, голыми руками раздавившего, разбрызгав кровь, человечью голову, двух человек, мечами рубящих на кусочки бледнокожего орка, его капитана отряда, ищущего свою отрубленную руку, прежде чем орк пронзил его копьём. И в центре этой суматохи — его жена, с распахнутыми от страха глазами. Перед ней на спине лежал Дрего с воздетыми над головой руками. Над Дрего стоял ревущий орк. Он выдернул тесак из живота Дрего и затем вытащил его внутренности. Перед глазами Бьорна промелькнул образ жертвенного зайца. Покончив с ужасной миссией, орк повернулся к Гризельде. Бьорн пробивался, страх охватил его сердце, но прежде, чем он смог подойти к жене, он услышал рычание.

Желтозубый орк заслонил ему дорогу, в его красных глазах пылала ярость. Человек и орк — самые непримиримые враги — кинулись друг на друга, подняв оружие. В последний момент Бьорн опустил топор и уклонился от замахнувшегося орка. Из ножен на бедре он одним плавным движением вытащил длинный кинжал и глубоко вонзил его в шею твари, когда та пронеслась мимо. Зверюга захлебнулась собственной кровью, а затем свалилась на землю.

Видя, что их предводитель умер, другие орки бежали с холма, преследуемые жаждавшими отмщения людьми. Бьорн подбежал к жене. Угрожавший ей орк лежал мёртвый с ножом в груди. Он упал на труп старого Дрего, чьи тонкие руки всё ещё сжимали рукоять.

Битва была выиграна, но унберогены заплатил высокую цену. Дрего и семь человек лежали мертвыми. Гризельда обвисла в путах, её влажные волосы свисали на безжизненное лицо. Бьорн рыдал, прикасаясь к её телу.

Что-то зашевелилось у её ног, и ночь разорвал крик. Измазанный человечьей и орочьей кровью, там лежал младенец. Его голова была покрыта густыми темными волосами и покоилась на околоплодной оболочке.

В вышине, по небу, таща два огненных хвоста, пронеслась большая комета, возвещая о рождении Зигмара, того, кто вступил в этот мир, слыша шум битвы и ощущая на коже орочью кровь.
Житие Зигмара:
Ниже приводится сборник назидательных историй о Боге-воителе и основателе нашей прекрасной Империи, Зигмаре Млатодержце, напечатанный по благословению императора в 2250 году, издательством «Альтдорф пресс».

Воин и земля
История, в которой волки, хозяева дебрей, пытаются разорить владения людей, но им мешает великий воин, вечно охраняющий нас.

Давным-давно, когда земля была более дикой, чем теперь, а наша Империя — не более, чем мечтой мудреца, волк, запрокинув башку, издал свирепый вой, от которого у всех слышавших похолодело внутри. Вой разнёсся эхом среди деревьев, над долинами, холмами и зарослями вереска; звёзды сотряслись от него, и задрожал воздух. Люди возносили молитвы старым богам, но старые боги не слышали, и волки приближались, а с ними бежала смерть.

Волк подобрался к краю холма и глянул вниз. Его сородичи бродили поблизости, высунув розовые языки из-за блестящих от слюны зубов, и клубы пара от их дыхания поднимались в ночном воздухе. Ниже на лесной поляне они увидели несколько обмазанных глиной хижин, скучившихся, словно греющиеся птенцы. Из отверстий в соломенных крышах поднимался дым, а из грубо вырубленных окон и дверных проёмов лился мягкий свет. Козы заблеяли, изо всех сил дёргая привязи, захрюкала, ощетинившись, свинья. Они чувствовали опасность и боялись. Заплакал ребёнок.

Облака разошлись, и яркий свет двух лун озарил холм. Злобное сияние Моррслиба — этого самого дурного небесного тела — отражался в волчьих глазах желтым огнём. Хищники были голодны и, чувствуя запах добычи, щёлкали зубами.

Лаем он призвал сородичей следовать за ним. Задрав хвост и прижав уши, он прыгнул к перепуганной деревне. Кровь бежала по его жилам, в лунном свете, словно серый туман, от него исходил пар, а из пасти летела слюна. Его сородичи лаяли и щёлкали зубами, вдыхая горячий запах плоти. Их бег ускорился, и воздух наполнился быстрым топотом, когда они обегали пни. Деревня лежала перед ними незащищённая, и тут захватчики замерли.

Перед ними стоял человек. Он был высок — выше большинства представителей своего вида — и широкоплеч. Он держал боевой молот на длинной рукояти, а на плечи была накинута волчья шкура. Облачён он был в помятые бронзовые доспехи, а волосы были взлохмачены. Он казался столь же твёрдым и неподвижным, как гора, столь же вечным, как земля, а его сила превосходила возможности смертной плоти. Лицо скрывал железный шлем с забралом в форме морды вепря, а сквозь прорези в темноте сверкали глаза.

Вожак стаи, принюхиваясь и рыча, боязливо бегал из стороны в сторону. Подняв голову, он разочарованно тявкнул. За его спиной скулили сородичи, а затем скрылись в ночи. Вожак двинулся обратно и, оглянувшись напоследок, бежал за ними.

Повеял свежий ветер, шелестя листьями, которые, казалось, с облегчением вздыхали. В деревне уснул народ, животные успокоились, и ребенок затих.

Воин шагнул на холм и по мере того, как обводил взглядом землю, наступала тишина. Земли людей были в безопасности, ибо в эту ночь их охранял Зигмар.
Хм, странно, но у меня возникла мысль, а почему клан смотрит на крысиные экскременты???