Symbaresh twinsoul hedonites of slaanesh

Oh? You're Approaching Me?

Где же Слаанеш в Age of Sigmar

Так что же такое эти Скрытые сумерки? Хороший вопрос. Реальность в Эре Сигмара существует в виде огромных миров - магических Смертных царств, Царства Хаоса и эфирной пустоты - огромного пространства, известного как Великое ничто или Внешняя тьма. Однако пространство между мирами далеко не пустует. В нём находится множество странных вещей, как например огромный нексус врат, ведущих во все миры, Серебряные башни и всевозможные небесные существа. В эфирной пустоте миры света и тени, Хиш и Улгу, связаны, вращаясь вокруг друг друга и создавая цикл дня и ночи в других мирах. Между ними лежит таинственное место, где тьма и свет встречаются, и как попасть туда знают лишь боги Хиша и Улгу. Это Скрытые сумерки - отличное место, чтобы заточить в нём ужасающего бога Хаоса, который хочет поглотить весь твой вид. 

 Так, где Слаанеш мы узнали, но как поживают его последователи? По-разному... 

Некоторые, такие как Захватчики например, просто продолжают вести себя как обычно - в конце концов сила разврата всё ещё бушует в смертных мирах, и истинный путь поклонения Слаанеш - это отдаться самым необузданным желаниям. 

Самозванцы например, примерили на себя мантию Слаанеш, посчитав себя достойной заменой Тёмному принцу. 

И наконец Искатели бесконечно ищут Слаанеш в Смертных мирах, используя скорость и чувствительные сенсорные органы. Поиски Слаанеш во многом абсурдны. С одной стороны Искатели никогда не найдут своего бога, потому что ищут нематериальное в материальных местах. Однако Искатели стекаются в Улгу, даже не подозревая, как близко они подобрались к своему богу.

Эхо Вечности

Демоны Принцы - бессмертные чемпионы Темных Богов, которые продали свои души в обмен на власть и вечную войну. И все же каждый был когда-то смертным, достигшим вершины Пути к Славе - и каждый из них определяется по деяниям своих прошлых жизней…

«Нет.» 

Прошипела Тирежа. Она прошептала слово окровавленными губами как молитву, а не проклятие, как ей хотелось бы. Вокруг нее горит лес — когда-то роща, полная жизни, а теперь просто пылающий памятник её поражению. Она смотрит на своего убийцу, смотрит в знакомые глаза на незнакомом лице. Она не может вымолвить больше ни слова, не способна даже отвести взгляд от увиденного. 

Откровение погубило ее, забрав последние силы. Её убийца смотрит на неё сверху вниз и во взгляде читается злобная признательность. Благодарность за её смерть. Благодарность за то, что она лежит здесь сейчас и кровь её пропитала почву, позвоночник сломан и торчит из спины вместе с клинком, пронзившим её. Тирежа видела этот взгляд в осколках лихорадочных снов, в видениях, слишком обрывочных, чтобы их можно было назвать воспоминаниями. Эти глаза, которые она знала когда-то, теперь принадлежали лицу стройного заляпанного кровью ужаса. Лес продолжал гореть. Пламя провала Тирежи танцевало и корчилось, отражаясь в глазах монстра. Умирающий воин тянется к своему шлему. Трясущимися пальцами она стягивает его. Кровь течет из её рта от напряжения, поднимаясь из разорванных кишок. Всё же она справляется с этим, открывая своё лицо, его бледная кожа кажется янтарной в свете огней. Окруженные стеной огня, убийца и убиенный смотрят друг на друга и видят правду. 

«Тирежа», — выдыхает демон.

 «Лейза», — шепчет в ответ умирающий воин.

Малухара видела возвышения и падения королевств в вечности, которую даровал ей бог. Если верить золотой безволосой касте поэтов, которые скрываются в её тени, она купается в слезах своих врагов и проглатывает их детей целиком, вместе с костями. 

Они рассказывают саги, где она крушит стены сияющих городов и пьёт кровь из черепов королей. Её имя - проклятие в сотне одних культур и ей молятся в сотне других. 

В городе-государстве Дарголеш ей поклоняются как Леди Разбитых Зеркал. 

Кочевые кланы Океана Праха, эти последние отголоски родов великой Бешараанской Конфедерации, называют её в своих мифах Пепельной Богиней. 

Для воинственных племён Уручийского Предела, многие из которых теперь поднимают свои знамёна в её полчищах, она - Крик, Пронзающий Ночь. 

И как много в этом правды? Она выше подобных дум. Поиск правды в тенетах поэтической лжи она оставила низшим существам. Среди таких как она, когда они произносят слова в их обычном смысле, вместо того, чтобы выражать его через эмоции, позы и выражения, она - Малухара. 

Это имя написано на свитках, которые носили её боевые жрецы и фанатичные художники. Целые империи жили и умирали под её пристальным взором, они возносились высоко благодаря неуместной доблести только для того, чтобы пасть перед всепожирающим пламенем и мечами. Она наблюдала за тем, как эти королевства погружаются в пучины истории с тем же стылым, вялым наслаждением, которое она чувствует, наблюдая, как горит эта роща. 

Бледная радость. Пустое наслаждение. Потому что этого никогда не бывает достаточно, всегда мало, всегда чего-то не хватает. К каждой победе примешана горечь, которой хватает, чтобы испортить всю её сладость. За каждое завоевание приходится платить свою цену. Каждый триумф на костях королевств приносит новые проклятия вместе с дарами. Разрушенный до основания город - это потерянные душ, которые могли бы воспевать её подвиги звёздам. Убитый чемпион - герой, который никогда больше не поднимет оружие и не убьёт по её приказу. Императрица, приведенная ко двору Малухары, - это душа, о которой она сожалеет, что не испробовала, когда та была в самом соку. За каждым триумфом... Сожаление. Никогда не бывает достаточно. Никогда... И где-то глубоко на задворках разума, который был нечеловеческим уже тысячелетия, в бурлящей мешанине её мыслей, она жаждала… в следующий раз, в следующий раз будет настоящее наслаждение, настоящее чувство удовлетворения. Всё для этого? Это то, что Малухара знает. Это то, что она видела. Это то, что она чувствует, когда она вообще позволяет себе чувствовать. Но Лейза не видела ничего этого, не чувствовала ничего этого, потому что Лейза мертва. Мертва, как империя, которая её породила.

"Этого не может быть.» 

Голос Малухары, как и сам демон — сплав кошачьей грации и собачьей дикости. 

Даже когда она произносит слова, она понимает, что они лживы. Она произносит их для пущей драматичности, потому что откровение требует какой-то реакции. Таков естественный ход вещей. Воистину, она не знает, плакать ли от радости или вопить от ярости. Она расколола небеса в ярости когда-то. Её печаль рождала реки. Или... эти воспоминания лишь отрывки из нескладных сказаний её рабов, растворившиеся в её больном разуме? Она не знает. 

Сейчас ей всё равно. Увиденное не могло быть правдой. И все же, оно было ей. Из всех душ, которые Бог Бури мог украсть. Из всех бесчисленных теней, которые Зигмар мог собрать и вернуть к полу-жизни. 

«Тирежа». 

Она произносит имя мурлыкая, рыча, ворча, ласково. Но у пронзённой дочери Бога Бури не находится слов для нее. Дыхание Тирежи становится судорожным, каждый вдох ловит крохи воздуха. Малухара восхищается ею по-своему. Как воин отказывается умирать, как если бы у неё действительно был выбор; как Тирежа бросает вызов смерти, цепляясь за последние мгновения своей жизни. И почему? Потому что Бог Бури делает своих сыновей и дочерей такими сильными. Малухара улыбнулась этой мысли. Выразилось это в виде слегка растянувшейся в стороны обильной рубцовой ткани, остающейся от её губ, но этого хватило, чтобы обнажить костяное кладбище зубов. Слюна, едкая и воняющая морской водой, стекает с уголка её пасти. Капли слюны шипят на нагруднике Тирежи. Металл шипит. Черный дым клубится там, где слюна демона барабанит по искорёженной бронзе доспехов война. 

Даже сейчас Малухара не испытывает истинного, цельного наслаждения. Не даже с мечом, пронзившим искалеченное тело её врага и глубоко вошедшим в землю. Не даже когда железо её клинка, выкованное во владении Хаоса, пьёт кровь, бьющуюся из пробитого сердца её противника. Это не чистое наслаждение, но впервые за многие-многие годы это нечто близкое, такое близкое! Её слёзы капают вместе со слюной, мерзким дождем, окрещая падшего врага. Она произносит четыре слова. Три из них - команды, тихо прорычала среди горящих деревьев, а последнее - ласково промурлыканное имя. 

«Пой для меня, Тирежа». 

В ответ умирающая дочь Бога Бури хватает лезвие своими окровавленными рукавицами, оставляя красные пятна на осквернённом металле, когда в последний раз пытается вытащить его из кишок. 

«Пооой», - протягивает демон, ухмыляясь. 

Она крутит клинок в теле Тирежи. Пробитый сигмаритовый доспех визгливо скрипит, когда она корчится от боли, но она отказывается кричать. И, конечно, Малухара восхищается ею и за это тоже. Но это не изменит ее судьбу. Огромные крылья демона раскрываются с треском сухожилий, а затем подрагивают, как огромные вонючие холщёвые паруса. Их движения направляют жар пожара на умирающего воина вместе с мускусным запахом, чего-то сладковатого и мерзкого, с секрециями животного на грани. Малухара чувствует запах своего собственного аромата. Её личные духи. Она в последний раз упирается в клинок, проталкивая его дальше в живот умирающего воина, глубже в землю под ним.

 «Пой для меня, как раньше». 

Демон смеется, плачет; демоническая смесь того и другого, которые на самом деле не похожи ни на смех, ни на плач. 

«С последним своим вздохом... Спой для меня, сестра.»

Пальцы Тирежи скользят по лезвию, ослабевшие соскальзывают, затем падают. Она смотрит вверх, потому что уже слишком обескровлена, чтобы отвести взгляд. Глаза её сестры сияют от слёз, воняющих морем, а из пасти монстра свисает липкими верёвками кислотная слюна. Лейза, думает она - и в то же время: Малухара. 

Земля под демоном чернеет от соприкосновения с существом, почва превращается в пепел, извергая раковины высохших насекомых, лишённых жизни. Деревья всё ещё горят от колдовского огня, жара хватит, чтобы выжечь сигмарит, но они уже падают, рушатся под тяжестью гораздо более мрачного разложения. Армии Малухары едва ли нуждаются в опустошении земель; одно присутствие их демонической королевы разъедает реальность. 

«Спой для меня, сестра». 

Однажды она сделала это. В другом возрасте. В другой жизни. Младшая сестра поёт старшей; принцесса поёт для королевы. Другое наслаждение в королевстве, где солнечный свет сияет на белоснежных башнях. Затем пришли тени. Затем началась война королев. Затем - грозовые тучи, серые от спешки, черные от ярости. Они погружают земли в тень и омывают её дождем, опоздавшего, опоздавшего, для того, чтобы что-либо сделать, кроме шипения на умирающих деревьях и лужиц в открытых глазах Тирежи. 

Лейза... Малухара... Затем наступила тьма. И затем появился Свет.

Малухара вынимает свой клинок из тела. Труп вздрагивает от движения, дождевая вода бежит по его щекам, и демоница оскаливает зубы от того, как это символично и жалко. Если бы кто-то из её сагаписцев был свидетелем этого, то наверняка превратил бы всё в новую проповедническую песнь из предзнаменований и предсказаний. Она уходит от тела, по-кошачьи чистит своё оружие размеренными движениями языка, слизывает кровь Тирежи с лезвия, глотая осколки жизни, которая закончилась эпоху назад. 

Лейза. Город шпилей. Поющий народ. Тирежа. Улыбающийся ребенок. Поющая сестра. Война за трон. Нож во мраке ночи. Дело, которое должно быть сделано. 

Гром взывает сверху, предупреждая мир внизу. Демонесса перестает лизать. Она опускает меч. Она знает, что будет. После битвы всегда приходят падальщики. Ярость Бога Бури эхом разносится по всему владению - хор молний и грома, это стихийное начало лживейшего из богов, и где за несколько минут до этого лежали мертвые сыновья и убитые дочери Зигмара, теперь нет ничего кроме обугленной земли. Так же, как когда-то её вознес Князь Наслаждений, теперь Бог Бури забрал душу её сестры в свою небесную кузню, вернул для очередной дешёвой попытки выковать жизнь. Как долго Тирежа была одной из священных рабов Зигмара? Может сёстры уже встречались, не зная этого, за прошедшие годы, после того, как Бог Бури распахнул врата Азира? Нет. Она чувствовала, она знала, что ответ — Нет. 

Сегодня вечером Тирежа второй раз умерла в тени своей сестры. Первый был в годы, предшествующие прошедшим векам, когда сестра убила сестру за право управлять королевством, которое сейчас не помнит ни одна живая душа. И второй… Малухара поняла, что снова плачет. Близко, так близко, к памяти о наслаждении. Она будет дорожить этим воссоединением всегда. Теперь она молится тому, кто не был её богом. Она молится с каждым воображаемым ударом своего злого сердца, умоляя далёкого Бога-Короля в его небесном городе перековать Тирежу снова. И снова. И снова. Даже воспоминание о восторге, даже отголосок экстаза - это удовольствие, которое нужно преследовать. И ни одна кровь никогда не была на вкус слаще, чем кровь её сестры.

Адские Упоительницы

Адская Упоительница обычно опережает армии слаанешитов, используя свои пленительные чары, чтобы проникнуть в города смертных. Скрытая демонической иллюзией, она предстаёт смертным музыкантам, тем, кто стремится создавать прекрасное средь ужасов войны, в виде музы. Сначала она приходит в их сны, освобождая их от всех запретов и возводя их амбиции и одержимости, погребённые в глубине души, в абсолют. Затем она помещает в их разумы видение идеальной мелодии, что, будучи однажды сыгранной, станет опусом столь идиллическим, что остановит войны и объединит империи, или боевым гимном столь воинственным, что солдаты выступят миллионными армиями, лишь чтобы услышать его воодушевляющие ноты. Затем Упоительница вводит их в состояние абсолютного блаженства. Они чувствуют себя освобождёнными от всех забот, отбрасывают долг и ответственность, и целиком отдаются творчеству. Многие умирают от голода, забывая о пище и воде, трудясь над созданием шедевра. Другие сходят с ума, их разумы и души оказываются не в состоянии выдержать вес взваленной на них задачи. В конце концов остаётся только один музыкант, и этому несчастному смертному Упоительница являет себя. Её подопечный узнаёт, что для того, чтобы закончить их великую мелодию, ему самому нужно стать инструментом её исполнения, и отдать свою плоть, дабы его муза играла на ней всю следующую вечность.

На своём новообретённом инструменте Упоительница играет мелодии, что сеют разлад по всему городу. Музыка эта достигает любых ушей, но ощущается на самой грани восприятия, подобно мягкому шёпоту, что обращает соотечественников друг против друга. Стражники обнаруживают, что они беспомощны и отвлечены, а их злоба и паранойя переходят все границы. Те, кто пытается возвести защитные чары, не могут сконцентрироваться и позволяют своим эмоциям влиять на заклинания, из-за чего катастрофическая отдача вырывает души из их тел. Этот разлад продолжает нарастать, и вражеская зашита ослабевает, так что Упоительница может наконец призвать армии Слаанеш, служа им маяком.

История Силл'Эсске

Демонического герольда Силл Непристойный язык когда-то презирали при дворе Слаанеш за её излишнюю привязанность к тем, кто под влиянием соблазна шёл к собственной смерти. Однако эта уникальная привязанность Силл к её подопечным в конечном итоге привела её к славе. 

Когда смертный боевой раб по имени Эсске - гладиатор на одной из арен садов Слаанеш - привлёк внимание Силл, герольд решила вывести смертного на более высокие уровни кровопролития. Новое покровительство Эсске позволило ему подняться до звания демон-принца лишь для того, чтобы быть отвергнутым демоническими придворными из-за своей бытности смертным. 

Силл и Эсске объединили силы, чтобы отомстить обидчикам, соединив хитрость, скорость и грубую силу в смертоносном дуэте. Проложив кровавый путь отмщения до самого трона Слаанеш, они связали свои судьбы тёмным пактом.

Теперь это симбиотическая сущность, известная как Силл'Эсске, сражающаяся со смертоносной синхронностью. Союз, который раньше делал их изгоями, теперь проложил путь к их взаимному вознесению.

Искажённые Олицетворения

Искажённые Олицетворения, что следует из самого их прозвания, являются не одним демоном, но парами спутниц, выбранных из-за возможности выносить присутствие друг друга. Их близкую связь ещё сильнее укрепляет священная обязанность охранять украшенное Зеркало Поглощения, вверенную демонессам бесценную колдовскую реликвию из дворца Слаанеша. Впрочем, такие сокровища являются не неодушевлёнными предметами, а скорее дьявольскими существами, чьи живые каркасы ползут на полосатых щупальцах по воле своих хозяек. 

Легенды гласят, что происхождение Искажённых Олицетворений можно проследить до ремесленника по имени Веннатан, жившего в былые времена. Он стремился усовершенствовать искусство создания серебряных зеркал, и богачи-аристократы соперничали между собой за возможность заполучить его незавершённые творения. Слаанеш же с удовольствием наблюдал за вызванной этим эпидемией нарциссизма и желал заполучить алхимика в свои руки. Говорят, что в конце своей долгой славной жизни Веннатан стал одним из самых богатых ремесленников своего поколения. И когда он на смертном одре с гордостью глядел на своё отражение, размышляя над всеми своими многими достижениями, Слаанеш протянулся к нему через стекло и забрал алхимика в храм Искажённых Зеркал, где и заточил навеки вечные. 

В надежде отомстить своему похитителю Веннатан создал Зеркало Поглощения, линзу, способную поглощать энергии излишеств и медленно вытягивать силы из самого Князя Наслаждений. К несчастью самовлюблённость Слаанеша была столь велика, что вскоре артефакт разлетелся на части. Однако Тёмный Принц всё же оценил это творение по достоинству, а потому заставил ремесленника создать десятки его подобий, заточил их в полуразумные рамы, способные перемещаться, а затем даровал их избранным предвестницам. Так и возникли Искажённые Олицетворения. Легенды гласят, что Веннатан и поныне заточён среди отражений подпространства, и что если его имя шесть раз произнести перед увеличительным стеклом, алхимик выйдет из него в обличье жуткого призрака, дабы разорвать глупца на части. 

В битве такие артефакты впитывают и поглощают несоразмерно сильные удары врагов, защищая своих хозяев-слаанешитов от вреда. Их может расколоть лишь самое скромное оружие, и потому от деревянного меча будет больше пользы, чем от покрытого рунами пушечного ядра. Взглянуть в такое зеркало значит быть зачарованным отражениями своих самых сильных страхов и желаний, а потом затянутым внутрь... конечно, если охраняющие его демонессы не убьют вас прежде.