vampire miniature

Рандомный Некромант

Морнгули

ДО ПОСЛЕДНЕГО КУСОЧКА

Роберт Эрл

Вот уже два месяца как зимние холода заперли братьев Златозубов в тесном, пропитанном удушающей вонью логове, и в этом адском котле их братское соперничество достигло высшей точки.
Когда-то Папаше Златозубу удавалось справляться со своими сыновьями, но теперь он стал слишком стар. Слишком измождён. А те ждали его смерти, словно молодые деревца, вылезшие из земли под кроной мощного дуба, ждут с нетерпением, когда тот повалится наземь и даст им поскорей вырасти самим.
Впрочем, терпеливость ограм не свойственна, и Папаше Златозубу пришлось уже прикончить двух своих самых настырных отпрысков. Чтобы не пришлось убивать остальных, он созвал всех на священный пир – великое состязание, исход которого и определит его преемника.
Восемь голодных до славы Златозубов ринулись в борьбу. И вот, три дня спустя, остался лишь отец да двое его сыновей: Гризус и Гронд.
Они втроём толкались у заляпанной кровью гранитной плиты, служившей им столом. К этому времени их лоснящиеся от пота шкуры раскраснелись, словно печные заслонки, тела раздулись, а сами они походили на упитанных клещей. Влажный воздух логова был напитан их вонью. Даже мухи, вялые и неповоротливые, не по сезону жужжащие в этой смрадной атмосфере, казалось, готовы были лопнуть от сытости.
Папаша Златозуб, последним прикончивший очередной поднос, размазал по бороде налипшие на роже кусочки сала и крикнул, чтобы принесли ещё.
– Мясник, – прогудел он. Голос, громом пронёсшийся по логову, заставил съёжиться от страха выводок здешних гнобларов. – Тащи мяса!
Младшие одобрительно заревели, и Папашу Златозуба, сидящего с непроницаемым, словно каменный стол лицом, захлестнула гордость. Да, один из них по праву займёт его место. Гронд был так силён, что мог громобивня на ходу остановить, а у Гризуса живот, как у беременной носорожицы. Отрада родительского сердца.
В залу проковылял мясник Златозубов и проворчал:
– Вот вам мясо.
Вокруг этого почтенного создания с жужжанием роились мухи, из-под заляпанного кровью фартука выпячивалось огромное пузо. Он швырнул на стол несколько грубо нарубленных кусков баранины. Из сырого мяса торчали острые, словно рыболовные крючки, кусочки раздробленных костей.
У Папаши потекли слюни.
– Налетайте, парни, – произнёс он, что те и сделали. Они вгрызлись в мясо и обнаружили, что оно кишит вкусными личинками, а на зубах приятно похрустывают кости. И огры, не икнув, проглотили останки трёх овец.
– Ещё! – заревел Папаша.
Мясник вернулся с головами носорожцев, каждая весом в четверть тонны. Кость, хрящ, рог – соперники жевали всё это с решимостью огров, которые знают, что с каждым куском их шансы на победу растут.
– Ещё!
На этот раз мясник притащил им по громадному ведру скользких пещерных угрей, белых и слепых словно личинки. Даже с откушенными головами те приятно извивались во рту, но смаковать времени не было.
– Ещё!
На столе возникла груда разного размера копыт, большую часть которых уже украдкой погрызли гноблары и крысы. На этот раз огры не стали поднимать шум из-за порчи продуктов, ибо к тому времени обжорство уже начало отдаваться в их телах мучительной болью. Свинячьи глазки мутно поблёскивали сквозь пелену пота и слёз.
– Ещё! – вскричали они, и им принесли ещё.
Подносы с кашей, приготовленной из измельчённого камня и крови носорожцев. Кучу тухлых фазанов, превратившихся в мешки из перьев, наполненные мясной жижей. Куски печёной носорожцевой шкуры, вяленое орочье мясо, гнилое дерево, населённое колониями причудливо расцвеченной плесени.
Семейство огров поглощало эти деликатесы с угрюмым остервенением. И вот, спустя некоторое время, вместо еды мясник принёс им скверную новость.
– Всё, парни, – сказал он, выжимая из передника кровь. – Вы всё сожрали. Ничего не осталось.
Непонимающим остекленелым взглядом огры уставились на него. Сонные и отупевшие, они сидели в лужах собственного пота. Одежда разошлась по швам и, обнажив запасы до боли раздувшегося жира, клочьями налипла на их потные туши.
– Ещё? – пробормотал Гронд, заходясь кровавой слюной.
– Нет, – покачал головой мясник. – Всё кончилось.
Гризус с влажным шлепком скатился на пол. Он схватился за спинку обитого железом кресла и со стоном поднялся обратно.
– Всё... кончилось... – выдохнул Папаша Златозуб. Каждое слово отдавалось болью. – Тогда... Тогда, наверное, ничья.
– Нет! – взревел Гризус.
Он поднял тяжеленное дубовое кресло над головой. Отчаянный крик перешёл в мучительный вопль. Огры отупело смотрели, как он из последних сил шагнул к отцу и с рёвом, от которого из каждого его отверстия полилась зловонная жижа, опустил кресло на голову своего родителя.
Раздался треск железа, дерева и кости, и Папаша Златозуб, тиран, правивший последние сорок лет, рухнул на стол в лужу крови и мозгов.
Братья глядели на остывающую на каменной плите тушу покойного отца. Он обучил их всему, что они знали об охоте, драке и о жизни в племени. Он был их наставником. Их тираном.
Теперь же превратился в полтонны свежего мяса.
– Позвольте-ка, я окажу ему последние почести, – произнёс мясник, уважительно помолчав с минутку.
Гризус рухнул на остатки своего кресла. Гронд захрюкал, то ли выражая одобрение, то ли заходясь в агонии. Мясник приступил к работе. Сталь с чавканьем впивалась в мясо, проходила с треском через кость и лязгала о гранит. Брызгала кровь. Закончив разделку, он замер, оглядел разрубленный на части труп и свалил перед братьями две кучи мяса.
Гронд заколебался, Гризус же не стал и думать. Лишь только его доля оказалась на столе, он накинулся на неё. Через некоторое время, вероятно, почуяв, что ест в одиночку, огр оглядел присутствующих.
Гронд смотрел на него сквозь кровавую дымку боли и вспоминал годы братского соперничества. Как они дрались за мамкину титьку, за первую крысу, за отцовское одобрение, хоть никогда его не выпрашивали и не получали.
Морда Гронда вся сжалась и, наконец, он взял кусочек из своей кучи.
Братья ели молча. Свежее мясо не обладало столь изысканным вкусом, как те деликатесы, что были до него, но и не норовило дать сдачи. Ничего в нём не было, кроме самого банального, разрывающего желудки количества.
Гризус почувствовал, как внутри что-то лопнуло, но не стал обращать внимания. Гронда неожиданно потянуло блевать, и он принялся массировать горло, покуда чувство тошноты не отступило.
Вгрызаясь в череп покойного отца и в застрявшие в нём кусочки дерева, Гризус испустил тихий стон боли. Гронд заметил капли крови, то тут, то там появляющиеся на его голом животе. Сначала он предположил, что это накапало с мяса, но, как только он стёр их, те появились снова.
– У меня пот кровавый, – просипел он с набитым ртом.
– Ты сейчас лопнешь, – с твёрдой уверенностью произнёс Гризус.
– Так тому и быть, – кивнул в ответ Гронд.
И они продолжили. Боль притупилась, о соперничестве они уж и не поминали. Их охватила вялость, мясо выскальзывало из пальцев, так и не добираясь до переполненных пастей. Кажется, испытание тянулось целую вечность, пока, каким-то чудом, еда не закончилась.
– Всё, – только и смог вымолвить поражённый увиденным мясник. – Вы сожрали его целиком. Остался последний кусок.
И все трое уставились на небольшой кусок мяса, который поблёскивал на омытом кровью столе.
– Ещё! – хрипло гаркнул Гризус.
Мясник кивнул.
– Сию минуту, – сказал он и разрубил кусок на две порции.
И тут Гронда вырвало.
Хотя нет, не вырвало. Он взорвался, извергся. Мышцы в его теле разом сократились, превратив беднягу в настоящие кузнечные меха. Диафрагма натянулась, по пищеводу пробежали спазмы, желудок задрожал и сжался.
Волна полупереваренного гнилого мяса прошлась по залу и покрыла Гризуса плотным слоем слизи. Она выплеснулась на стол, собравшись там ненадолго в виде лужи, и затем расплескалась по полу. Накрыло волной и стены, и даже потолочные балки.
Вонь ударила Гронду в нос, и его вырвало снова.
Когда он закончил, огры отупело глядели друг на друга через поднимающийся пар. Несколько свечей были спасены от волны огромными потными телами огров и остались гореть.
– Ещё, – снова прохрипел Гризус, и мясник с мыслью, что вот-вот станет частью истории, принялся шарить в образовавшейся помойке в поисках того самого последнего кусочка. Он передал его победителю, и тот, даже не обтерев с мяса блевотины, хрустнул хрящом и проглотил его.
Гронд потеряв, наконец, самообладание, смахнул кровавую слезу. Охваченный горем, побеждённый, он уполз из зала прочь. Гризус не обратил на него внимания. Пробираясь через разлившуюся по обеденной зале мерзость, он направился прямо к стоящему во главе стола трону. Так и началось его правление – легенда, рождённая из блевотины, крови и пота, и прежде всего из того самого, последнего кусочка.

Огнерождённые К'Даи

"Услышь зов Хашута!
Тёмный Отец говорит тебе убивать, 
Кровью и огнём призывает тебя на войну!
Услышь зов Хашута! 
Протяните свои руки из кровавой стали,
Дави-Жарр снова идут вперёд!
Ответь на зов Хашута!"
- из ритуала пробуждения К'Даи. 

Гномы Хаоса - надменные, злобные и недоверчивые существа, что не преклоняют колен ни перед кем, кроме своего Тёмного Отца, Хашута. Власть и господство - вот желания Колдунов и Демонических Кузнецов, а также наличие оружия и солдат, что сделают их непобедимыми - и из этих желаний и родились К'Даи Жарр, Порождения Огня. 
Вместо того, чтобы просто вызывать неконтролируемого демона, как часто делают людские чародеи Хаоса или же заключать сделки с высшими сущностями Губительных Сил, жрецы Хашута уже давно стремятся поработить призванных ими демонов, вселяя их в оружия, доспехи, боевые машины и конструкты, таким образом подчиняя их воле Колдуна и придавая им нужную форму. С К'Даи они пытались сделать нечто большее, создать новых существ, наполовину демонов и наполовину магмовое пламя из недр земли, порождённые в кипящей крови жертв, принесённых Хашуту, которых закуют в доспехи из железа и испещрённой рунами бронзы.
Верховные жрецы Хашута добились успеха в работе с К'Даи и поняли, что эти воплощения разрушительных сил почти бездумны, и потому их держат в покое, дабы они были подобны холодному и безмолвному металлу, пока не пригодятся в битве, где они горят пылко и яростно, но не долго. Только величайшие из Пророков-Колдунов способны вести этих чудовищ из металла и пламени, и этот процесс является как дорогим, так и чрезвычайно трудным. Из-за этого их количество ограничено, делая К'Даи почти легендами. Самые ужасные формы принимает К'Даи под воздействием тёмных замыслов и пределов смертельного ремесла, что свойственны тем жрецам Хашута, что встретили свою проклятую погибель раньше, так как власть, позволявшая сделать их грезы былью, выскользнула у них из рук.