Нагашь

Владения, быт и "мирная жизнь" Дворов Пожирателей Плоти

На первый взгляд, земли упыриного двора напоминают усеянные трупами пустоши, покрывающие большую часть владений. Те, кто обладает ведьмовским видением, первыми замечают, что что-то здесь не так: воздух отливает ихорно-красным оттенком, а по земле стелется горячая, покойницкая вонь. Но даже они не подозревают, что Ушораново благо уже вцепилось в них своими мясными крюками. Следуя теми же полуразрушенными дорогами в тени голодных падальщиков, стаями кружащих в вышине, смертные становятся жертвами необычной мании: их влечёт славный замок, возвышающийся на дальнем холме, где наверняка живёт щедрый лорд или добрая леди, которые пренепременно окажут им гостеприимство. Тем же временем, их более стойкие компаньоны видят только руины, вырисовывающиеся на фоне мировых лун и подобно хищнику наблюдающие с холма. Помедлят ли они или ринутся вперёд – разницы нет. Судьба их, вероятно, уже предрешена. Пускай даже они повернут в другую сторону, не угодив в «звериное чрево», упыри хлынут из сокрытых гнёзд и, словно осколки хобгротской гранаты, настигнут всех незваных гостей. 

Под стать ракообразным скитальцам из Гура, подыскивающим себе пустые раковины и просторные черепа, упыри заселяют руины павших цивилизаций, покидая их только в том случае, если численность их становится несоразмерной поселению. Учитывая феодальную природу их заблуждений, многие упыри подражают работящим вилланам – хоть и в весьма ужасающей манере. 

Большинство трудится на «чересполосных фермах» в землях хозяина, но вместо того, чтобы выращивать урожай, они собирают груды костей, туши загнанной дичи или ещё живых смертных, лишившихся всех конечностей и вопящих от невыносимой боли, и закапывают их поглубже в суглинок. Другие трупы они складывают внутри полуразрушенных сторожевых башен, служащих зернохранилищами, и оставляют «мариноваться» в грязи, пока суверен не объявит день пиршества. 

«Горняки» трупоедов спускаются в шахты, где не осталось полезных ископаемых, но зато можно поохотиться за слепыми тварями. Другие упыри берут на себя роль «лесников»: топоров у них нет, и потому сочащиеся кровью деревья они валят своими же когтями. От владения к владению занятия упырей значительно разнятся. В Гиране, – где висячие сады когда-то росли повсеместно, – среди ветвей на верёвках из своих же внутренностей болтаются выпотрошенные тела, за которыми ухаживают горбатые смотрители; а на руинах ремесленных королевств Хамона упыри по-прежнему следят за машинерией, которая когда-то помогала производить чудеса ремесленного искусства, – правда, делают они это, смазывая огромные шестерни кровью вместо священных масел и загоняя куски мяса прямо между зубцами. 

После Некротрясения даже земли уподобились упырям, на них процветающим. Священные источники превратились в озёра густой крови, из которых – по словам странствующих каннибалов – поднимаются плесневелые руки, сжимающие костяные чаши или сломанные клинки. Голые чащобы со скрюченными деревьями окружает такая же аура безумия. Большинство упырей избегает этих мест, полагая, что они принадлежат ведьмам, друидам, плутоватым лиховикам или мстительным духам, стерегущим потускневшие от времени святыни Нагаша. 

Когда грянула Эра Зверя, в этих лесах развелось много полумёртвых созданий: от стай лютоволков и гниющих могильных хрюнделей до омертвелых корметонов. Следом появились ужасы безудержные – низшие проявления шаишской магии, под действием проклятия ставшие пародией на благородных геральдических зверей. Их можно назвать нечестивыми родичами гаргулианов, которые следуют попятам за людьми Городов Сигмара; вот только ужасов тянет не к праведникам, а к глубоко заблуждающимся упырям, и потому они часто появляются на грубых гербах Омерзительных монархов. 

Сигмар объясняет своим собратьям-богам, почему он пригласил Морати в свой пантеон, несмотря на то, что она не была полноценным божеством (примерно в Эпоху мифов)