alliance chaos age

Дары Меча Божьего

Озракия всегда пировал в ночь перед боем. Свинина с кровью, фрукты сочащиеся кислым соком, племенной эль сгущенный укрепляющей кашицей… Его прихвостни постоянно кормили своего идола, зная, что каждый поединок приносил славу им всем. Он был их знаменем. Их чемпион. Он убивал лучших и наиболее одарённых в племенах конкурентов, и пока те проклинали его имя, его собственные люди восхваляли его, слагая легенды. Но поединки истощают человека так, как не истощает война. 

Война подрывает силы, выносливость, да, без сомнения, но битва это буря хаоса, звуков и эмоций. Дуэль, несмотря на выкрики из толпы, была до странности тихой. Чтобы выходить один на один с другим воином, нужно терпение, сосредоточенность и самообладание. Безудержной ярости есть место среди стен щитов, где агрессия, задор и банальная удача зачастую могут сработать лучше навыков ближнего боя, но для гладиатора… Нет, голая ярость была выбором безнадёжных глупцов. Чаще всего для них всё заканчивалось тем, что они глазели в небо с перерезанной глоткой и вспоротым брюхом, пока их кровь заливала пески арены.

Один из первых уроков, который хорошо выучил Озракия, заключался в том, что ястребы-падальщики весьма охотно жрут мясо неосторожных и вспыльчивых бойцов. Он видел это в свои первые дни, сохранил в сердце и вскоре начал преподавать это этот урок своим соперникам, передавая знания на лезвиях своих клинков. Сделал глубокий глоток из питьевого рога, запивая водой горечь ягод гуры, которые все еще окрашивали его губы в черный цвет. Они, конечно, довольно мерзкие на вкус, зато снижают температуру крови, помогая избежать головной боли во время долгого пребывания на солнцепёке. Они также сгустят его слюну, не настолько, чтобы вызвать жажду, но достаточно, чтобы плевок на ладони перед дуэлью помог защитить их от пота на какое-то время. Свои клинки нужно держать крепко и это еще один ключ к выживанию. Озракия повидал не мало ветеранов, встретивших свою смерть лишь потому, что были обезоружены хитрым противником. Подобные уловки отличали его от многих братьев и сестер гладиаторов. 

Да, у него была сила, но многие могут положиться лишь на свою мощь. Озракия объединил свою силу с чувством осторожной хитрости. Именно поэтому он был покрыт знаками благосклонности богов, его тело наполнилось их благословениями, а все его соперники отправились на погребальные костры. «Ещё эля!» - крикнул он ближайшей рабыне. Его чёрные глаза следили за ее стройными бедрами, пока она ходила, прислуживая, и его зубы обнажились в улыбке завоевателя. Хорошо быть легендой.

Зверь завыл снова. Ещё помоев, ещё отбросов, ещё костей, требухи и внутренностей, которые хозяева швыряют в его сторону. «Меч Бога жрать просит!» - кричит один из тюремщиков зверя, вызывая нестройный хор насмешек. Зверь бросает взгляд на весельчака, мириады его глаз отливают кровью на семи разных лицах. Семь клыкастых пастей мямлят бессловесную клятву праведной ненависти, каждая невпопад с другими в дикой какофонии. Когти, много когтей, много спрятанных когтей и много выпущенных, прямых и загнутых. Цепей, приковывающих зверя к каменному столбу, недостаточно; некоторые из его хозяев направляют свои копья на тварь, особенно в часы кормёжки. В прошлом шаманы рассказывали своим варварским собратьям, что монстр не способен ясно мыслить. Инстинкт движет им вместо разума, рассудку нет места, есть лишь эмоции. Он голоден, ему больно, он убивает, он ест. Это нечто, состоящее из желаний, таких грубых и свирепых, что они затмевают любую возможную человеческую жестокость. Теперь он завыл всеми глотками, рычит от голода. 

Ему ведут жертву, ведут теми же копьями. Пленница сопротивляется как обычно, они всегда сопротивляются, утверждает что ничего не совершала, что невиновна в грехах, за которые её осудили. Ее сопровождающие знают, что она вор и убийца, и судьба её была бы той же, даже за меньшие преступления. Она клянется, что будет полезна в завтрашней битве, но это самая грустная шутка из всех: клану Крика Ворона не нужна сомнительная верность одного лживого убийцы. Их победа будет заслужена железом и честью, кровью и славой. Не нытьём заключенных, слишком слабых, для того, чтобы их преступления могли сойти им с рук. Они бросили ее в яму, под одобрительные вопли тысяч глоток. Начинается схватка, начинается как всегда; и, как всегда, моментально заканчивается. Убийца молча падает. А Меч Бога ест.

Битва начинается на рассвете следующего дня с восходом солнца. Боевые рога кланов наполняют штормовое небо гудящим звоном, раскаты грома разбегаются по землям вокруг. Но в этот раз это не глухой гром магических штормов Зигмара, а гораздо более сладкий, более праведный звук: тектоническая поступь тысячи племен. Миллион войнов с топорами и убийц с мечами под предводительством своих чемпионов, атакующих под знаменами своих богов. 

Меч Бога сражается в самом сердце битвы. Тварь — буря когтей, которые хватают, разрывают и кромсают. Она влетает в город с первой волной, скребя когтями по разрушенным мраморным стенам, воя на защитников слишком смелых или слишком глупых, чтобы сбежать. Вокруг массивной туши Меча Бога орда наступает, заглушая своими боевыми кличами все остальные звуки. Так много их, не просто поток потной и вонючей людской массы, а целый океан, затопивший улицы разрушенного города. Ангелы с крыльями из яркого света нисходят с небес, мечут копья и вихрящуюся, дымную магию. Меч Бога убивает нескольких варваров поблизости в безумной ярости, отбрасывая их от тела одного из крылатых сыновей Зигмара. Зверь расчленяет Грозорожденного с той же легкомысленной простотой, с которой ребенок отрывает лапки насекомому. Он пытается пожрать останки, но в итоге оказывается лишь с окровавленной, почерневшей пастью, обожжённой молнией. У них нет крови, чтобы выпить. Нет мяса, чтобы поесть. Это просто выбешивает расстроенное создание. 

Битва заканчивается, когда город ещё горит. Поднимаются огромные иконы из тел погибших, соединенных вместе в виде сакральных символов. Выстраиваются очереди из рабов под выкриками и злобными взглядами варваров. Меч Бога стоит на площади, заваленной битым мрамором, раненый, голодный, ревущий. 

«Приручи отродье!» - кричат, смеются, вопят его соплеменники. Они неистово гогочут, даже когда их родные умирают в когтях Меча Бога. Теперь это игра, жестокая игра, где славу получит тот, кто сумеет сковать зверя. Даже будучи скованным, Меч Бога бушует. Он машет когтями, которые не дотягиваются до его мучителей. Он пытается пережевать свои цепи, ломая зубы, которые вновь отрастут к следующему рассвету. Он бьётся о каменную колонну, оставляя пятна чего-то не совсем кровавого. В конце концов, успокоенный шаманским колдовством и примешанным к мясу наркотиком, зверь наконец погружается в сон. Он вздрагивает во сне, как настоящее животное, хотя его пленители знают, что это на самом деле мышечные спазмы, вызванные вспышками порочного возбуждения. Отродья Хаоса не умеют мыслить и рассуждать. Они не могут вспомнить, кем они были когда-то. Все это знают. И поэтому, конечно, Меч Бога не видит снов.

Озракия провел рукой по лбу, стирая пот, прежде чем он смог бы попасть ему в глаза. Крики и рёв толпы давят на его чувства, неизбежно вызывая некоторое волнение. Для него это было так же привычно, как ощущение рукоятей топоров в руках, и так же приятно, как солнечный свет на его обнаженной коже, покрытой вырезанными в ней рунами. Арена порой была суровой любовницей, щедро раздававшей шрамы. Ну а боги? Они вознаграждают тех, кто доставляет им удовольствие. Озракия был не из тех, кто скрывал свои дары милостивых Богов, и с гордостью демонстрировал изменения, которыми щедро одарил его пантеон. Серповидные шипы, которые гребнем выступали из его позвоночника. Костяные кинжалы, торчащие из его локтей. Толстая кожа, сродни кожи ящериц с участками из потемневшей звериной шкуры, способной сломать не слишком крепкие клинки. Он возвысился над своими врагами. Над всеми. Человечность, которую он оставил стала вечным гордым шепотком где-то на грани его чувств, скрываясь в каждом глотке воздуха, которым он дышал, в каждом ударе его сердца.

 Озракия перешагнул через тело последнего павшего перед ним глупца и поиграл на публику, подняв свои клинки и с оглушительным звоном скрестив их на солнце. Кровь текла по его лицу, капая с покорёженной стали. Люди его клана взревели приветствую победу своего чемпиона. Человек из другого племени вышел вперёд, гибкий как змея, вооружённый полукопьём. Озракия почувствовал солоноватый запах слизи ящерицы, покрывающей наконечник полукопья, и заметил, как он блестит в полуденную жару. Ещё один ублюдок с отравленным клинком. Быть по сему. Озракия сплюнул на песок, показывая, что он думает о шансах своего противника. «Ты слышишь их?» - спросил он приближающегося варвара. Он даже развёл руки в стороны, нацеливая оба топора на толпу, делая себя центром внимания. "Ты слышишь, как люди жаждут твоей крови?» Ответ пришельца не имел значения. Озракия не обратил на него никакого внимания. Он позволил обреченному человеку высказать свое мнение, затем двинулся вперед с низко поднятыми топорами, когда тысячи наблюдающих воинов читали по его губам так хорошо знакомую им клятву. «Я - Озракия, Меч Бога из клана Крика Ворона, и твоя смерть станет мои даром Пантеону». Этот дурак умрет, затем и следующий, и следующий за ним, и любой, кто осмелится последовать за предыдущими. Какие дары, какие благословения даруют ему боги? Как высоко он однажды поднимется?

Охота хаоситских племён на ужасы, что обитают на отмели Кровавого Ветра. Это место находится рядом с цитаделью Архаона - Вараншпилем - и стало пристанищем для невыразимых ужасов и забытых секретов. Это бесплодные и мрачные земли. Над огромными равнинами возвышаются немногочисленные горные пики. Среди колдовских пустошей разбросаны немногочисленные поселения, которые кишат безжалостными убийцами и существами Тёмных Богов. Среди этих смертоносных просторов лежат древние руины из Эры Мифов, которые пали и опустели по воле Хаоса.

Меч Slayer of Kings. Сделан Tony Swatton из студии Sword in the Stone.

Легенда об Иогаане Злосчастном