людоящеры воины

Вхул видит приближающуюся добычу.

Скавены визжат, ярятся, их ржавые клинки мелькают под покрытыми грязью одеждами. Охотник некрополя насчитывает восемь. Не то что бы серьёзная угроза. Но и пренебрегать ею не стоит. Вхул замирает на месте, хотя руки его дрожат от убийственного импульса. 

Разум Охотника обращается вовнутрь, к четырём меньшим сознаниям.

 Первый образ – Магна Ракос, рыцарь Драконовой Погибели. Но Вхул смотрит дальше.

 Второй воин – Ллатра Кефра, Дочерь Железа. Не в этот раз. 

Тогда перед ним предстаёт третья кандидатура. Тхар, Носитель Черепной Мантии.

Самое то.

Маска квадрарха со скрипом вращается вокруг своей оси, пока третий лик, словно щёлкнувший хрящ, не встаёт на место. Призрачные отголоски брезжат в памяти: парные топоры, небеса, расколотые красной молнией, ковёр из отрубленных конечностей. Бессмысленный клокот смертных ощущений, которые необходимо просеять, чтобы извлечь алмазное зерно опыта.

Разведя четыре руки в стороны, Вхул бросается вперёд. Крысолюды застывают на месте, их шипение сменяется воплями ужаса. Охотник сносит толпу паразитов, рассекая тощие шеи и разбрызгивая фонтаны крови. Лезвия едва ли задевают кости, они рвут связки и взрезают глазные яблоки. С разливающейся кровью приходят и новые обрывчатые воспоминания: клинки гремят друг о друга посреди красного пиршества, божий меч раскалывает землю.

"Черепа для Бога Нагаша! Кости для Трона Костей!"

Охотник успокаивается, лишь когда не остаётся голов на плечах. Некоторые сбежали, тела остальных лежат на полу. На томительные мгновения Вхул замирает на месте: суровые распоряжения в его голове не находят подходящей цели.

Внезапно воздух вновь исходит скавенскими воплями.

Вхул видит приближающуюся добычу.

Принц Тирион является величайшим из ныне живущих асурских воинов. Его доблесть и мастерство столь несравненны, что барды Ултуана сравнивают его с самим Аэнарионом. Многие уже шепчутся, что однажды этот воитель займет Трон феникса и поведет высших эльфов к светлому будущему. Сам Тирион не придает подобным сплетням ни малейшего значения. Всецело преданный нынешнему королю Финубару, он посвящает всю свою жизнь защите Ултуана и Вечной королевы.

– Временами я думаю, не слишком ли велика цена, – произнёс Валий. Взгляд его глаз опустился на статую – изрубцованную, иссечённую войной.

– Все мы платим её, – бросил Каллис – несколько резче, чем хотел бы. – Разве что мы, простые смертные, не можем положиться на вечную жизнь, когда секиры возносятся над нашими головами.

– Я вовсе не собирался принижать ту жертву, на которую идут твои товарищи, – ответил Валий.

Толл поднял глаза на лорда-кастеляна. Тот выглядел усталым, почти что немощным, как старик, хотя раньше охотник на ведьм не замечал в нём ни первого, ни второго.

– Мы – Грозорождённые Вечные, – сказал тот. – Чемпионы Азира. Мы отправляемся на войну, седлая порывы самой бури. Мы бьёмся дольше и упорнее любого человека. Кошмары, способные порвать разум смертного в клочья, мы встречаем лицом к лицу. Однако от поражений мы не застрахованы. Мы гибнем в бою. Мы горим заживо. Мы тонем. Мы разваливаемся на куски под ударами орручьих топоров, а наши души с дикими воплями отправляются обратно, в духовные кузни Азира. И всякий раз, облечённые в ярость бури, что низверг Бог-Король, мы восстаём с Наковальни и, не раздумывая, вновь бросаемся в бой, дабы послужить великой войне Зигмара.

– Я знаю это, – ответил Каллис. – Что уж там говорить, любой смертный, рождённый в свете Высокой звезды, знает это.

– Но каждая смерть уничтожает нас по крупицам, – продолжил Валий, словно бы не расслышал слов соратника. – Душа ярится. Воспоминания кристаллизуются, а затем рассыпаются на осколки, собрать которые уже не получится. Знакомые лица теряют свою значимость. Воин более не знает радости ни в музыке, ни в смехе. В конце концов не остаётся ничего, кроме хладного гнева бури. И тогда...

Он глубоко вздохнул и покачал головой.

– Вы оба не раз заставали последние минуты жизни, отведённые соратникам, не правда ли? – произнёс, наконец, Валий.

– Да, – ответил Толл.

– Тогда вы прекрасно помните тот эфемерный миг, когда дух покидает смертную клетку. Когда то, что когда-то было живым существом, обращается не более чем пустым сосудом.

– Помним. Даже слишком хорошо.

– Тогда представьте, коли будет угодно, что этот самый миг длится целую вечность. Ты не можешь похоронить своего павшего товарища. Ты не можешь утешиться ни горем, ни мыслью о том, что мучениям его наступил конец. Нет. Ты обречён лицезреть его каждый новый день, сражаться с ним бок о бок, с этой безмолвной статуей, которая носит лицо твоего давнего друга, – и при этом сознавать, что, как только твоя собственная душа дрогнет перед бесконечным циклом смертей и перековок, тебе предстанет разделить точно такую же судьбу. Именно этот страх носит в своём сердце каждый Грозорождённый Вечный. Страх перед упадком, за которым ждёт лишь гибель.

Толл был потрясён тем откровением, которое изрёк акшийский хранитель. Едва ли кому-то из людей доводилось заглянуть в самую душу грозорождённого. Но всего через мгновение Валий вновь повернулся к Каллису и Толлу, его лицо сделалось решительным и мрачным:

– Пускай тревоги старого воина не обременяют ваш разум. Жалость к себе ничего не стоит. Нас же с вами ждёт война.

ГИЛЬДИЙСКИЙ МАРШАЛ

Взято из Чертог Просвещения

Наивысшая воинская должность в гражданских формированиях – это гильдийский маршал. Каждый из них прошёл длительную подготовку в военной академии родного города, а их навыки были отточены до совершенства в пламени войны. Они превосходные бойцы: благодаря сочетанию мастерства, опыта и выверенных движений маршал может дать отпор сразу трём ветеранам ближнего боя. Когда же ему доверяют магическое оружие и защитные амулеты материнского города, смертоносность маршала достигает новых высот. Однако несмотря на это все они остаются простыми людьми, и потому встреча с отпрысками Хаоса, гаргантами, змиями или тварями похуже, вероятнее всего, кончится для них гибелью.

К собственному счастью, маршалы в совершенстве владеют стратегическими приёмами: они отдают приказы о расчётливых ударах, ложных атаках и фланговых манёврах и прекрасно знают, когда лучше встать в оборону, а когда – отступить. Их меч – кавалерийский клин, их щит – стена стальных шлемов, их ружьё – залп фузилёров, разрывающий врагов на куски. Некоторые отправляются в бой верхом на породистом дестриэ, иные – на гордом птицеподобном грифоне; будучи примером для воинов, они поднимают боевой дух всей армии. Но, пожалуй, главное их достоинство – оппортунизм; они учатся прямо на месте, подстраиваются под ситуацию, а иногда используют грязные приёмы, которые ни дуардину, ни альву даже в голову не придут. Их главный принцип – выполнять свою работу любым возможным способом.